Свой - чужой

А.Ч.

Люди, к которым я отношусь с уважением, а именно аналитики, которые придумали аббревиатуру БРИК – Бразилия, Россия, Индия и Китай, – считают, что если нынешние темпы развития этих четырех стран сохранятся, то до 2050 года они шаг за шагом сначала захватят лидирующие позиции по валовому внутреннему продукту, а потом – и по удельному валовому продукту, то есть, в переводе на русский язык, по качеству жизни. Так, Россия по абсолютному размеру ВВП опережает в 2015 году Италию, в 2025 – Францию, в 2030 – Германию и Англию. Что интересно – расчеты делались, насколько я помню, в 2004 году – фактическая динамика для России на сегодня складывается еще лучше, чем в этих расчетах. То же самое с Китаем. Не случайно последняя конференция, которая была в Питере, – «Петербургский экономический форум», который готовил Греф, – там была попытка всю структуру конференции привязать к БРИКу, с приглашением премьер-министров Бразилии, Индии и Китая, с их выступлениями. То есть не Россия и Америка, Россия и Запад, а совершенно другое структурирование мирового пространства, что мне кажется в принципе правильным. Вместе с тем, если пытаться делать прогноз – что такое Россия в 2020 году, то я уже говорил вам, что не готов дать настоящий, серьезный, точный, продуманный ответ, адекватный масштабу заданного вопроса. Разве что отдельные мысли. А они таковы. Во-первых, мне кажется, что нынешний «исламский экстремизм» – начиная с Чечни и кончая 11 сентября – это процесс такой глубины залегания и такой длительности, что он точно и на двадцать лет, и на пятьдесят лет вперед будет предопределять движение той «льдины», о которой вы сказали. Здесь заключены колоссальные риски именно для нашей страны – хотя мы пока не являемся главным объектом атаки – по причине ее православно-мусульманской конструкции. Да, скажем, для Франции мусульманский фактор имеет колоссальное значение, отягощенное сложнейшей историей отношений с Алжиром – и мы это видели во время недавних погромов в пригородах Парижа. Хотя, конечно, собственно религиозная составляющая в этом конфликте не так очевидна, как кажется на первый взгляд. Но все же ни для Франции, ни для Великобритании, ни для одной другой страны Евросоюза значимость этого фактора не сопоставима с Россией. Вы понимаете, что Россия, скажем, без Кавказа с Чечней – это уже не Россия, а Россия без Татарстана – это даже и представить себе невозможно. Но, с другой стороны, как мне кажется, в этом внешнем агрессивном векторе, который сегодня задан совершенно определенно на десятилетия, лежит тенденция сближения России с Западом. Что, наверное, для вас не совсем приемлемо.

А.П.

Отнюдь нет. Политика «Пятой Империи» предполагает баланс отношений между Востоком и Западом.

А.Ч.

Ну, тем более. То обстоятельство, что Россия в ее экономическом измерении бурно приближается к лучшим мировым стандартам, разместит ее в одной лодке с Европой, с Америкой. И, конечно, дистанцирует ее от зон, из которых исходит террористическая угроза. И когда наши власти как-то сложно маневрировали во время иракской войны, или сразу после палестинских выборов, или в проблеме иранской атомной программы, или в нынешней израильско-ливанской войне, – в этом, по-видимому, есть тактический смысл. Но я полагаю, что поскольку мы наиболее уязвимы для таких межцивилизационных рисков, нам неизбежно придется делать стратегический выбор и оказаться вместе с цивилизованным миром, а не отдельно от него.

А.П. Есть такой эсхатологический взгляд на судьбу западной цивилизации как на очень трагическую судьбу. Согласно этому взгляду нынешние конфликты – это первые тектонические толчки, которые предвещают крах всей двухтысячелетней западной цивилизации: ее финансов, ее экологиии, ее мировозрения, ее этики, ее экономического и культурного уклада. Нужно ли нам садиться в эту тонущую лодку? Нужно ли нам, говоря о «развитии», сторожить его по западным образцам? Когда мы говорим об Империи, мы говорим о многовекторном развитии, о многовекторных тенденциях, которые позволяют России полноценно жить сразу среди нескольких великих мировых проектов, – Американского, Европейского, Китайского, Исламского или Еврейского.