Свои. Путешествие с врагом

Многие немцы, родившиеся через несколько лет после окончания войны, росли с убеждением: “Мой дедушка не был нацистом”. Злодеями были другие, но не мы. У Руты Ванагайте – такой же опыт. Узнать о том, что твоя родня причастна к убийствам литовских евреев, – огромное потрясение! История иногда причиняет боль, память ранит до крови. Катастрофа уничтожила не абстрактное “население”, она происходила не где-то, а совсем рядом с нами. Около трех миллионов литваков были убиты неподалеку от их домов. Сейчас в Литве – более двухсот двадцати мемориальных кладбищ, массовых захоронений и отмеченных памятными знаками расстрельных ям и рвов, а всего в Восточной Европе как минимум пять тысяч мест, в которых уничтожали евреев. Города, деревни, местечки – пространство этих событий, жившие поблизости крестьяне, соседи – их действующие лица, и они испытывают вполне реальную, конкретную вину, стыд или гордость. Здесь история перестает быть прерогативой группы исследователей; она обращена ко всем, кто готов ее услышать, задавать ей вопросы, в постоянном размышлении и диалоге искать ответ.

Никто не обладает единоличным правом решать, кому подобает рассказывать. Конечно, потом мы можем спорить об источниках, точках зрения, интерпретациях, но каждую такую дискуссию надо рассматривать в более общем потоке других работ о литовском Холокосте – не только научных, но и публицистических, написанных как в Литве, так и за ее пределами. В противном случае нам грозят “религиозные войны”, в которых разумные аргументы только подливают масла в огонь.

Немецкая история памяти пережила немало горячих споров. Воспоминания, исторические интерпретации никогда не бывают статичными, но постоянно развиваются как ответ на предшествующие утверждения. Задающие формы и определяющие выражение межличностных связей и конфликтов “тексты памяти” постоянно меняются под воздействием социальных, культурных и политических контекстов, в которых мы живем. Они динамичны, многочисленны и многоголосны, разнятся в каждом социуме и в каждой группе. Как и что мы хотим помнить, что хотим забыть, как воспринимаем собственное прошлое, определяется нашим нынешним выбором. Так происходит всегда, независимо от того, какую позицию выбираем и каких политических воззрений придерживаемся.

Катастрофа – страница европейской истории, хотя остальной мир к этой трагедии тоже причастен. Девяносто семь процентов жертв Холокоста не были “немецкими евреями”. Большинство из них уничтожены не в Германии, а на оккупированных или союзнических территориях. Совершенно очевидно, что любой националистический или этнический подход к пониманию происходившего сослужит, скорее, дурную службу. Осмысливать Холокост необходимо в общеевропейском контексте, поскольку упрощенные национально-этнические нарративы обнаружили свою несостоятельность. От исследователя требуется понимание разных языков и культур; представления о действующих лицах, причинах и следствиях предстоит переосмыслить в рамках открывшейся более сложной структуры отношений между оккупантами и оккупируемыми. Уже сейчас очевидно, что это не только история отношений между немцами и евреями, но в ней участвовали и другие народы. Объяснить ее одной-единственной причиной невозможно. Объемную картину того, что побудило разных людей уничтожать своих соседей, может дать только целостное изучение политической, социальной, культурной истории, тогда как любая узко-этническая трактовка трагедии приведет только к нелепому соперничеству, к соблазну меряться бедой. Кто больше всех страдал? Кого сильнее всех мучили? У кого больше палачей, а у кого – жертв? В ответ на эти бессмысленные вопросы, как правило, называют целый народ: “эти немцы”, “эти евреи”, “эти литовцы”, “эти русские”, “эти украинцы, румыны, венгры”. Но что дают такие споры? Эта циничная тяжба нужна разве что тем, кто делает ставку на политику национальной идентичности, поэтому не хочет иметь дело с настоящей историей, но всеми силами пытается превратить ее в “недра”, из которых можно добывать лишь то, что служит нынешним целям. Прошлое, таким образом, превращается в средство, ему не задают честных вопросов, не пытаются услышать правдивый ответ.