Свои, родные, наши!

– Ему очень тяжело, поймите, Евгения Львовна. Прежде всего сами успокойтесь. Пойдемте, я вам валерьяночки накапаю.

Он повел женщину в свой кабинет, а Кира пошла к маме. Однако дверь соседней палаты осталась открыта, и девушка невольно бросила туда взгляд.

Сделала еще несколько шагов… и вернулась.

На кровати неподвижно лежал мужчина. Он оброс бородой, но видно было, что он еще молод. На щеке – шрам. Шею его сковывал гипс, грудь была перевязала бинтами. Он молча, безнадежно смотрел в потолок.

А Кира стояла в дверях и смотрела на него. Глаза ее отказывались верить тому, что видели. Она не хотела его встретить, но это был он, он, и Кира узнала его… Узнала, даже не разглядев, просто по тому смятению, которое вдруг охватило ее существо.

Наверное, нельзя без волнения видеть человека, которого ты когда-то прокляла…

Ведь пожелать кому-то смерти – все равно что проклясть!

Кира перекрестилась и вошла в палату.

Мужчина услышал чьи-то шаги и грубо сказал:

– Мне ничего не надо, оставьте меня!

– Егор… – прошептала Кира. – Неужели это ты?!

Он с невероятным усилием попытался приподнять голову, но не смог.

Кира склонилась ниже, и глаза их встретились.

Но взгляд его остался ледяным.

– Представь себе, Кира, – сказал хрипло. – И, как видишь, я до сих пор не умер. – В голосе его звучало откровенное сожаление. – Откуда ты здесь взялась?

Кира не могла ничего сказать.

– А, – жестоко усмехнулся Егор, – пришла пожалеть калеку? Ну что, начинай. Я уже привык к слезам и к соплям, к сердобольным взглядам. Слушай, а может, для разнообразия поцелуешь? – В голосе его звучала откровенная издевка.

– Храни тебя Господь, – прошептала Кира, сама себя не слыша и не понимая, что говорит.

И бросилась вон из палаты. Она не могла слышать его голос, не могла видеть его таким!

– Вот и правильно! – крикнул Егор вслед. – Иди отсюда! Нечего тебе здесь делать!

Но Кира слышала не эти слова – другие…

«– Что мне надо сделать, чтобы ты меня простила?

– Исчезни из моей жизни! Умри!»

Она так сказала ему… она так ему сказала, и вот…

– Господи! – прошептала Кира. – Господи, прости меня! Помоги ему! Помоги нам!

Перед самой Лилиной выпиской появилась в больнице и Катя. Она плакала и просила у Лили прощения – правда, никто не понял, за что, – твердила, что характер у нее такой… противный… Напоследок они с Лилей расцеловались. Кира порадовалась этому примирению, порадовалась, что мама выздоровела.

Теперь ей можно было вернуться в монастырь, ну или вместе со всеми отправиться в Дом с лилиями – и забыть дорогу в больницу.

Однако она переночевала в городской квартире бабушки Таисии Александровны и наутро явилась в больницу снова.

Егор спал. Рядом никого не было.

Кира тихонько постояла над ним, глядя, как дрожат во сне эти длинные ресницы, которые она так и не смогла забыть, и со вздохом села в кресло. У нее была с собой книжка – «Травмы позвоночника». Кира ее еще вчера взяла в библиотеке и всю ночь читала. Она мало что понимала, поэтому некоторые места приходилось перечитывать по нескольку раз. Дело шло медленно.

Внезапно Егор жалобно позвал:

– Кира!.. Кира!

Она вскинулась… Однако он по-прежнему спал. Метался во сне и звал ее!

И тогда Кира вспомнила, сколько раз она металась во сне и звала его, а потом ненавидела себя за эти сны и просила у Господа прощения. Ну вот он ее и простил, наконец-то простил… Она только сейчас это поняла. Ненависть – грех. Проклинать кого-то – значит предать душу дьяволу, свою душу прежде всего! Господь простил ее, потому что вернул ей Егора. Вернул ее душу!

Но как мучительно стонет Егор…

Кира вскочила с кресла, подошла, коснулась его руки:

– Егор, проснись.

Страдальчески сведенные брови разошлись, ресницы поднялись. Взгляд, в первый миг беззащитно-счастливый, сделался ледяным.

– Ты звал меня во сне, – прошептала Кира.

– Не ври, – буркнул он. – И уходи!

Кира окинула взглядом его беспомощно распростертое тело и улыбнулась.

– Сейчас будем кушать, – сказала спокойно.

Положила ему на грудь салфетку, но Егор сорвал ее, скомкал, швырнул на пол.

Кира безропотно подняла ее, снова положила ему на грудь и с улыбкой сказала:

– Егор, надо!

– Для чего? – с болью спросил он. – Или для кого?!

У Киры задрожали руки от волнения, так захотелось ответить: «Для меня!» – однако она просто подсунула ему под голову подушку и произнесла:

– А если ты не будешь есть, то окончательно ослабеешь и не сможешь делать упражнения.

Это было главное, что она запомнила из книжки: упражнения! Их делать необходимо! Но для этого нужны приспособления, которых нет в больнице…

– Кира, я тебе поражаюсь, – раздраженно прорычал Егор. – Свалилась мне как снег на голову, нянчишься со мной. Может, еще покормишь меня с ложечки? Ты кто?! Долбаная мать Тереза?!

– Мне говорили, что ты груб, – кивнула Кира. – Но я не уйду. И ты меня не выведешь из себя.

– Посмотрим, – буркнул Егор недоверчиво. И вдруг протянул руку, дернул за угол ее черного платка: – А что это за шмотье у тебя? Неужели мода так переменилась? Или это прихоти твоего парня? Он ревнивый? Заставляет тебя носить вещи прабабушки?