Свой среди чужих. В омуте истины

—  Дело не в этом. Думается, что ликвидировать «Интералие» полностью немцам невыгодно. Не такие уж они дураки: им нужны связи. И не столько с другими организациями вроде «Русского сопротивления», а с Интеллидженс сервис, со Вто­рым и Пятым бюро, с «Двуйкой», «Сарданапалом» из Марселя и, разумеется, с советской разведкой!..

Ерзавший все это время Жерар вскочил:

—  Прости, Поль, что перебил, но я все-таки побегу преду­предить товарищей; они тут неподалеку должны собраться. — Он поглядел на стенные часы. — А ты, Вольдемар, не уходи, дождись меня обязательно, — и, помахав рукой, направился в прихожую. За ним вышла и Жени.

—А вам, Владимир Дмитриевич,—перешел на «вы» Павел Иванович,—я бы предложил сматывать удочки: Блайхер втянет в грязную историю и стесняться не будет, хоть вы и начальник контрразведки организации, сотрудничающей с немцами. Судя по вашему рассказу и бытующему мнению о белоэмигрантах, среди них найдутся люди, готовые ради личной выгоды пойти на любое предательство.

—Вы уж слишком! Конечно, очутившись за бортом, далеко не все «умели плавать». Поначалу поддерживала вера, что народ сбросит большевистское иго, и это в какой-то мере объединяло значительную часть эмиграции. Пережито ряд этапов, при­чем последующий был обычно беднее, вредней, безнадежней предыдущего... Вот утопающие и хватались за соломинку, кото­рую им протягивали ваши предшественники, Павел Иванович! За тридцать сребреников продали «Братство русской правды», Кутепова, Миллера... А ради чего? Вам лучше знать...

—   Эх! Владимир, Владимир! Вся разведка зиждется на купле-продаже, на иудах! Да... Кутепова погубила беспечность, привычка хранить в тайне свои действия, расчет на собствен­ную смекалку и силу. История такова: двадцать пятого января тридцатого года посыльный вручил ему записку с предложением встретиться и поговорить о предстоящей возможности раздо­быть для РОВСа денег. Жил он на улице Руссель, двадцать шесть. Зная, что дом скрытно охраняли офицеры, не боялся от­крывать дверь. — Павел Иванович поглядел на меня вниматель­но и, видимо, решил, что рассказать всю историю полезно.—На следующий день Кутепов отправился к трамвайной остановке на улице Сэвр в назначенный для встречи час. Какое-то время подождав и убедившись, что обманут, расстроенный генерал двинулся по улице Удино в сторону бульвара Инвалидов, не об­ратив внимания на два стоявших автомобиля с пассажирами и расхаживающего тут же полицейского, которого прежде никогда здесь не видел, хотя по этой дороге ходил уже несколько лет в Галлиполийскую церковь...

—   Много писали об этом, — вспомнил я, — в газетах пе­чатали интервью со служителем больницы Сен-Жак, который в это время на плоской крыше пятого этажа, выбивая ковры, наблюдал за разыгравшейся сценой; видела это и женщина из окна больницы. Оба они утверждали, что незадолго до того остановились два автомобиля, серый и красный, из первого вышли двое мужчин, один молодой беспокойный, другой — средних лет, высокий плотный. Потом откуда-то появился полицейский, хотя поста возле больницы никогда не было... Потом в русских газетах была заметка, будто эти свидетели куда-то исчезли.

—   Все правильно. Когда Кутепов поравнялся с одной из машин, его остановили. Подошел полицейский, заявив: «Вам придется проехать в префектуру. Вопрос важный, не терпящий отлагательства!» Генерал какую-то секунду колебался, но, ви­димо, фигура полицейского сняла сомнения.

Дверь машины была предупредительно распахнута. Он сел, по бокам разместились молодцы по кличке «Михаил» и «Анисим», насколько помнится. Кутепов сидел молча, по­глядывая в окно, пока машина ехала по знакомым улицам, но, когда свернули к южным пригородам, забеспокоился и спросил: «Куда мы едем?» Сидевший рядом «Михаил», не без злорадства ответил: «Говорите по-русски, генерал. Мы сотрудники Объединенного Государственного Политического Управления СССР! ОПТУ!»

—Как же так? Жена генерала утверждала, что он был очень сильным человеком и мог справиться с четырьмя людьми.

—   Точно не знаю; видимо, внезапно оглушили, а потом впрыснули морфий. В Марселе его провели на пароход под видом опьяневшего старшего механика. В каюте, придя в себя, Кутепов впал в глубокую депрессию, отказался от еды, не от­вечал на вопросы и весь рейс провел в странном оцепенении. Пришел в себя он только раз, когда проплывали мимо Галлиполи, где в двадцатом году размещался Первый армейский корпус под его командованием... Умер он от «сердечного приступа» уже неподалеку от Новороссийска.

—  Я слыхал, что Кутепов как раз получил от французского правительства семь миллионов франков для организации во­енного путча и массового восстания российских крестьян и якобы установил связь с Тухачевским. Мало того, ему обещали богатые субсидии Детерлинк, Крупп, Манташев, Рябушинский. Четыреста тысяч организованных, дисциплинированных и по­нюхавших пороху военных—лакомый кусочек для любой, даже великой, страны! Небось, ваши «Михаил» и «Анисим» получили высокие награды? Стали Героями Советского Союза?!