Свой среди своих

– Да, товарищ прапорщик, – мгновенно поддержал игру Егор.

Визитер обернулся и с уважением посмотрел на такого молодого «подполковника».

– Не могли бы вы передать полковнику Шинкареву, чтобы он подошел на пост номер два-бис? – Прапорщик назвал совершенно произвольный «номер поста».

– Конечно, он сейчас спустится, – с деловым видом ответил Егор, предъявил удостоверение второму прапорщику, прошел вверх по лестнице до полуоткрытой двери комнаты охраны, скрывшись из поля зрения посетителя, и сунул голову в проем. – Ребята, там внизу полковника Шинкарева просят.

– Уже иду. – Грузный старший прапорщик Шинкарев, многократный победитель ведомственных соревнований по боевому самбо и открытых турниров по джиу-джитсу, которому, не зная о его принадлежности к российской спецслужбе, восхищенные японцы присвоили седьмой дан, застегивал последние пуговицы на форменной рубашке с полковничьими погонами. – Спасибо, Егор.

– Чем-нибудь помочь? – осведомился старший лейтенант.

– Не, справимся, – улыбнулся один из вооруженных «Каштанами»[135] бойцов. – Не впервой…

Как и во времена КГБ, так и в новой России центральное здание питерского Управления регулярно осаждали люди с различными психическими отклонениями. Несли куски «разбившихся летающих тарелок», фотографии следов «снежного человека», чертежи «вечных двигателей», многостраничные отчеты о своей и не своей работе на иностранные разведки, нарисованные вручную карты «закладки подслушивающих устройств» и «тайников», схемы «психотронных излучателей» и многое, многое другое.

И со всеми сотрудники охраны вынуждены были общаться, вызывая бригады медиков только в самом крайнем случае.

Однако в потоке откровенной ерунды иногда встречались и золотые зерна.

Пару раз наблюдательные больные действительно засекали места закладки контейнеров агентами европейских спецслужб, четырежды благодаря им удавалось пресечь проникновения на секретные объекты, а однажды сотрудники УФСБ, используя информацию добровольного, но немного неадекватного помощника, помогли «убойному» отделу ГУВД в считанные часы раскрыть двойное убийство.

Правда, последний случай был немного анекдотичен.

Пациент с диагнозом «шизофрения мозаичного типа» был сначала всерьез завербован тогда еще старшим лейтенантом из Службы ЗКСиБТ по фамилии Иванидзе. Старлей «поднял кекса»[136] по собственной инициативе, встретив сверкающего восемью передними железными зубами психа в кафе близ ворот НИИ, имеющего прямое отношение к созданию систем наведения зенитно-ракетных комплексов, и приняв того за инженера с закрытого предприятия.

Больной говорил убедительно и на тот момент выглядел совершенно здоровым.

Иванидзе получил с ненормального подписку о сотрудничестве, выбрал вместе с ним кодовое имя, коим тот был должен подписывать свои сообщения, и пребывал в счастливом неведении о том, кого вербанул, вплоть до восьми пятнадцати утра следующего дня, когда столкнулся с одетым в черный плащ, хромовые сапоги и шляпу «борсалино» агентом по кличке Пион прямо у входа в здание.

Стоит также отметить, что свежезавербованный гражданин был к тому же эксгибиционистом со стажем, так что под плащом у него никакой одежды не наблюдалось.

Радостный Пион на секунду распахнул плащ, заставив взвизгнуть от неожиданности проходящих мимо сотрудниц ГРАФа[137], широко осклабился и доложил Иванидзе о своей готовности приступить к обязанностям секретного агента.

Старлея чуть не хватил удар.

Но шутки шутками, а исправлять положение надо было самому Иванидзе. Конечно, он мог обратиться к старшим товарищам и ему обязаны были помочь, однако опер сначала решил попробовать самостоятельно решить вопрос.

Иванидзе сделал каменное лицо, поблагодарил агента за проявленное рвение и отволок к водосточной трубе, где стал выяснять степень его помешательства, регулярно пресекая попытки Пиона раздвинуть полы плаща, когда в непосредственной близости появлялось существо женского пола.

Информатор оказался сильно «ку-ку»…

Старший лейтенант подавил в себе приступ паники, провел с Пионом получасовую беседу и определил тому первое «задание»: каждый день с четырнадцати до пятнадцати часов тот должен был стоять у арки проходного двора на улице Петра Лаврова, где располагается консульство США в Петербурге, и записывать, кто прошел. Отчеты требовалось подавать раз в месяц, причем не на Литейном, 4, а в Катькином садике[138]

на третьей лавочке слева от входа.

Каждое последнее воскресенье месяца ровно в полдень.

Пион взял под козырек и убыл, а выжатый как лимон Иванидзе поплелся на службу, размышляя, как поаккуратнее доложить о происшедшем начальнику отдела.

Майор Евневич смеялся недолго, всего минуту.

Потом похлопал старшего лейтенанта по плечу и предложил не переживать.

Мол, чего в жизни не бывает…

На первую встречу с «агентом», в процессе которой Пион был должен передать свой отчет, Иванидзе шел, как на плаху.