Своя Беда не тянет

Он сказал это шепотом, но мне показалось, что последнее слово громыхнуло мне в ухо, и пустые коридоры подхватили его, понесли вверх, чтобы на каждом этаже прозвучало «труп, труп, труп…»

— У нас эвакуация, — сохраняя спокойствие, подсказал я Ильичу. — В школе никого нет.

Белыми губами Ильич прошептал «Есть!», и больно потянул меня за локоть в направлении тира. Я пошел за ним с тем же чувством, с каким ночью полез в заснеженные кусты.

В двух шагах от приоткрытой двери тира лежал человек.

Он лежал не так, как должен лежать труп. Издалека было похоже, что он бил челобитную, да так и замер на коленях, уперевшись лбом в пол. Я отцепился от Ильича и одним прыжком оказался у широкой, склоненной спины. На парне был кожаный пиджак, в центре спины крутой прикид был испорчен рваной дыркой. Я глазам своим не поверил — такую дырку мог оставить только огнестрел. Крови было немного, не было почти крови, и это удивило меня даже больше, чем рваная дырка в спине.

— Скорую! — шепотом прокричал я. — Скорую! Скорую! И милицию. Быстрей!

То, что парень стоял на коленях, давало маленькую, мизерную надежду на то, что он еще жив.

Я узнал его. Ильич не узнал: у него плохая память на лица, на детали одежды, у него хорошая память только на суммы. Но я-то узнал — только один ученик в школе носил кожаный пиджак, только у одного парня такие широкие плечи, такие светлые волосы: длинные, зачесанные назад.

У дверей тира, на коленях, умирал от выстрела в спину лучший ученик школы Игорь Грибанов — красавчик, с вечным вопросом в глазах «А какие ко мне претензии?»

— Быстрей! — я вскочил с колен, на которые опустился, чтобы попытаться заглянуть в лицо парню.

— Глеб, давай не будем милицию! Давай…

— Ты что, сдурел?! — не при людях я был с Ильичом на «ты».

— Того, давай его за ноги, и через черный ход на улицу, — продолжал бормотать Ильич, от страха у него повредились мозги. — Того, давай, чтобы к школе отношения не имело… Убийство, проверки, наизнанку вывернут, уволят, посадят, Глеб…

— Скорую! — заорал я и помчался на второй этаж.

— А почему тир открыт? — заорал в ответ Ильич.

Я не знал, почему тир открыт. Я его закрывал. После того, как Капа помыла в тире пол, я закрыл сложный замок и не поленился снова опечатать дверь бумажной лентой. Код навороченного замка знали только я, зам. директора по учебно-воспитательной работе Дора Гордеевна Доценко, и… Ритка Грачевская. Я не знаю, почему тир был открыт.

— Все свалят на тебя, — уже тише сказал Ильич, догоняя меня. — Тир — это твоя идея! Оружие в школе!

— Пневматическое! Пластмассовыми шариками даже кошку не поранишь!

— Они все умеют стрелять! Все! И вот результат! — он коротким пальцем ткнул почему-то в потолок. — Слушай, — он опять умолял, — давай его за ноги и на улицу!

Я ускорился, Ильич с трудом и одышкой еле поспевал за мной.

— Это убийство! — отчаянно прокричал он мне в спину, будто я мог подумать, что это несчастный случай.

— Убийство в школе! Нас всех во все щели… всех с насиженных мест… твою мать, давай его за ноги и на улицу, Глеб! Это тебе нечего терять!

Очень даже мне есть что терять, подумал я, влетая в учительскую и хватая телефонную трубку. Не скрою, перед тем как ринуться звонить, у меня было большое желание захлопнуть дверь тира и налепить на нее бумажную ленту.

Я набрал 03.

— Огнестрел, — сказал я. — Школа номер двадцать, улица Обская.

— Совсем ошизели, — вздохнули на том конце провода и повесили трубку. Я так и не понял, приняли они вызов или нет, и набрал почему-то не 02, а инспекцию по делам несовершеннолетних.

— Грачевскую, — попросил я дежурную.

— Да по школам она, — раздраженно буркнула дежурная, — и вообще эвакуация.

— У нас труп, — брякнул я зачем-то. Видимо, подсознательно я до сих пор очень боялся уголовки, и предпочитал иметь дело с милыми и приветливыми женщинами из инспекции по делам несовершеннолетних.

— И что? — мне показалось, что она там зевнула.

— Вас что, не интересуют трупы? — я так старался сохранить спокойствие и не орать, что некорректно сформулировал вопрос.

— Меня не интересуют шизофреники, — не осталась она в долгу. — Как землетрясение, так обострение! И мальчики кровавые в глазах.

— Откуда вы знаете, что это мальчик? — испугался я.

Приветливая женщина из инспекции бросила трубку.

Я посмотрел на Ильича, он устроился на краешке дерматинового кресла и усердно расковыривал скрепкой обивку. Трагически-отрешенным видом он говорил: топи меня, тебе-то нечего терять!

Я собрался с мыслями, сжал волю в кулак и, набрав 02, более-менее внятно объяснил, что произошло.

* * *

Скорая все-таки приехала. Врачи констатировали смерть от проникающего пулевого ранения, которая наступила минут тридцать-сорок назад. То есть, примерно тогда, когда началась эвакуация и школа бурлила паникой вперемешку с весельем.