Своя Игра

Эх, что-то его на философию пробило. А все племяшка. Не могла, что ли, что-нибудь веселое спеть. Про подштанники, к примеру. Или про доброту. Эти их пельмени — прикольные ребята, однако. Вот бы к ним на концерт сходить. Потом. Когда с Советом разберутся. И Ильсар даже знает, кто им в этом поможет. Ким ал'Мунсо. Лучший друг отца.

Отпихнув девиц, стирающих с его лица кресты (и попутно кусающихся), мальчик вскочил на ноги и решительно шагнул к камину, где, в глубоких креслах устроились его родственники, распевающие всякую печальную муть. Музыкальные шедевры, он хотел сказать. А они за ухо.

— Злые вы. Уйду я от вас, — заявил Ильс, для пущего эффекта обиженно шмыгнув носом.

— Да куда ты денешься, — фыркнул племяш, отпуская-таки его ухо, — с подводной-то лодки.

— Ты что-то хотел сказать, Ильсан? — жена дернула Умара за рукав, заставляя упасть обратно в кресло.

— Я знаю, кто нам поможет, — торжественно провозгласил Ильс. — Ким ал'Мунсо. Он лучший друг моего отца. И он был в нашем доме в тот день. Он может знать, что тогда произошло.

— Ну-ну… — насмешливо протянул кто-то за его спиной. — Тогда я знаю, кто нам мешает. Ким ар'Мунсо. Злейший враг твоего отца, заполучивший его место в Совете.

Барбариска

После бурно проведенной ночи… тьфу ты, дня захотелось чего-то тихого и спокойного. Вечер у камина — самое то. Осторожно потрескивает огонь в камине, украдкой пуская вверх яркие сполохи. Обнаглевшие после отъезда Ксантая саламандры, не обращая внимания на блокирующий магию амулет на моей руке, греются на раскаленных камнях, изредка пускаясь наперегонки по небрежно брошенной у камина кочерге для углей. Нежно и печально поет гитара, которую раздобыл мне Половиныш. Сам он уютно устроился прямо на полу, на белоснежном лохматом ковре, подложив под спину подушки. Тихонько хихикают в углу на диване крошасски, притворно бурчит что-то себе под нос Ильсан. Бумер, свернувшись пушистым клубком на коленях драгоценного, вторит гитаре.

Эх, давненько я не брала ее в руки. Пою я, конечно, не столь нежно, зато вполне себе печально. Впрочем, никто не жалуется. Может, терпят из снисходительности? А и араж с ними. Пусть терпят. В кои-то веки мне попеть захотелось. К тому же про любовь.

Не успела я в третий раз затянуть свою любимую песню, как над ухом раздался недовольный голос:

— Хватит всякую муть петь. Ааааа. Мама.

— Не мама. А любимый племянник, — наставительно заявил Умник, выкручивая по-эльфийски острое ухо мальчишки.

— Ладно-ладно. Племянник.

— Неа. Не просто племянник. Слово "любимый" пропустил.

— Да чтоб тебя, любимый племенник.

— Ну ладно, — вздохнул драгоценный, — не совсем точно, но для первого раза сойдет. Итак, продолжим воспитательное мероприятие.

— Ааааа. Так нечестно. Я тебя старше.

— А я умнее.

— Вы еще подеритесь, — хихикнула я.

— И подеремся, — согласился мальчишка, — если кое-кто ухо не отпустит.

— Кое-кто отпустит, если кое-кто извинится.

— А чо я сделал-то?

— Песни моей драгоценной ругал.

— Ничего я не ругал, — Ильс возмущенно вывернулся из цепких пальцев Умара. — Это я хвалил так. Это ж музыкальные шедевры. Я ж сразу и сказал. А вы за ухо. Злые вы. Уйду я от вас, — мальчишка повторил мою любимую фразу, надувшись, будто мышь на крупу.

— Да куда ты денешься, с подводной-то лодки.

Эх, мне аж стыдно стало — сунулась в чистую реку со своими словечками, замутила всю, загадила. Теперь вон и дети за своим языком не следят.

— Ты что-то хотел сказать, Ильсан? — я поспешила исправиться, старательно подбирая слова. А драгоценного в кресло толкнула — пусть посидит, подумает. Не смущает ребенка своими выходками.

— Я знаю, кто нам поможет, — торжественно заявил Ильс, гордо задрав голову. — Ким ал'Мунсо. Он лучший друг моего отца. И он был в нашем доме в тот день. Он может знать, что тогда произошло.

— Ну-ну… — насмешливо протянул показавшийся в дверях Такин. — Тогда я знаю, кто нам мешает. Ким ар'Мунсо. Злейший враг твоего отца, заполучивший его место в Совете.

— Как это? — растерялся мальчишка, попятившись от неожиданности, и чуть не полетел на пол, запнувшись за край кресла. — Нет. Это неправда.

— Ну да, ну да, — фыркнул грейм, подкидывая на ладони что-то маленькое и блестящее. — Конечно, неправда. Ар Ким — просто святой человек.

— Эй-ей-ей, — возмутился Бумер, взбираясь на спинку кресла. — Титул Святого уже занят.

— Вот видишь? Титул Святого уже занят, — виновато развел руками Ферьон, пряча в глазах улыбку. — Значит, будем считать, что ар Ким — гад.

— Но как… — Ильсан присел на подлокотник стула, сжав в руке не вовремя свесившийся хвост. А лингрэ даже не стал его вырывать, лишь вздохнул печально и глаза закрыл. — Ведь он же… И отец…

— А что отец? — пожал плечами грейм. — Моя мать вон тоже думает, что мне нравится с той толпой невест встречаться, которую она регулярно в наш дом притаскивает. Но я-то из самозащиты притворяюсь. А вот зачем это нужно было ал Киму, еще вопрос.

— А может, он не притворялся? — упрямо возразил Ильсан. — Я же помню. Он часто у нас бывал. Улыбался всегда.

— Вот так? — Умник, хихикнув, кровожадно оскалился.