Своя Игра

Таким своего мужа я еще ни разу не видела. Таким серым, причем в прямом смысле этого слова. Это как же надо себя чувствовать, чтобы из ярко-зеленого стать мучнисто серым. Мрачным. Потерянным. Даже глаза, обычно нагло-желтые, потускнели и будто бы поседели, если можно сказать такое о глазах.

За последний день мы многое успели провернуть, нещадно гоняя несчастный вариатор — кто только не успел на нем полежать, рассказывая Совету греймов свою историю. Вернее, вспоминая. Со всеми подробностями. Не упуская ни одного нюанса. Особенно эмоционального. Бедный Ша-Оран из сил выбивался, таская в Ди-Шалд наших друзей, готовых поделиться самым сокровенным — своей жизнью и чувствами… Желающих настучать наглым уродам, давно выжившим из ума, по их наглой башке, как сказал "добрый и благородный Святой".

Если прибор и вправду работал так, как и обещал Шин Алрайт, то греймы узнали и о людях, теряющих родных и близких во время Сдвигов, и об урсах, вынужденных воровать себе живую страховку, без которой умрут в самые кратчайшие сроки. О Стражах, пытающихся спасти то, что почти нереально спасти, об эльфах, вынужденно покинувших родной мир, и грозном оружие пролетариата, с которым им пришлось столкнуться на чужбине (и какой идиот пустил нарханов к вариатору?). О гномах, гибнущих в родных пещерах. О вампирах и магической школе, погубившей своих учеников. О гоблинах, застрявших в чужом мире, причем, даже без санатория. О шаффтах с их уникальными кулинарными пристрастиями и всеобщим непониманием, с которым им пришлось столкнуться. Ага, в лице одного яркого и уникального представителя, вынужденного обменять жизнь и свободу на семейное рабство под пятой жуткого инопланетного чудовища, которое жестокого его отпинало, стоило ей узнать, что эта сволочь о ней своим сородичам рассказывает. Об аркатах и тиарах, едва не потерявших силу и разум. Хотя эти сами виноваты, нечего было в своей Долине прятаться. О технарях, отвечающих своими жизнями за чужое преступление. О крошассах, ставших пленниками их технарских станций и изменяющего их излучения. О маленьких и несчастных лингрэ, которым не хватает для победы всего нескольких сотен тысяч голосов. Об орках, не особо переживающих о гибели миров, ибо настоящему воину везде место найдется, но ужасно скучающих о бескрайних равнинах Варто. О куклах, оказавшихся в центре чужой Игры. И об их кукловодах, которым глубоко плевать и на жизни, которыми они управляли, и на миры, не рассыпавшиеся лишь чудом. О мальчишке, из-за чужих амбиций потерявшем родных, лишенном силы и памяти, и даже возможности себя реабилитировать.

Не знаю, поверила бы я сама во все это. Но вариатор передавал не только мысли и образы, но и эмоции. Воспоминания и чувства во всей красе и искренности, словно эмпп, многократно усиленный и заодно предсказывающий будущее. Вернее, его вариации, из которых предстоит выбрать лучшую.

Если Совет услышал все, что мы им рассказали, то нам остается только надеяться. Надеяться на молодых ученых и правильную настройку прибора. На силу искренности жителей Калейдоскопа и честность членов Совета. На любовь, изменившую по крайней мере двух греймов — Вэриата, ради любимой отказавшегося от победы и спасшего город и чужака, ставшего другом, сто тысяч медуз ему в глотку. И Умара, которому жутко не повезло с куклой, хотя он готов благородно принять свою судьбу, даже если она так больно дерется.

"Судьба" же хоть и возмущалась таким к себе отношением, но тоже готова была принять его любым. Даже таким как сейчас. Серым и безжизненным, словно выжженные земли. Если честно, она даже не представляла, что он может быть таким…

— Драгоценный, что с тобой? Что-то случилось? — сердце оборвалось, рухнуло в пятки, испуганно забившись там.

Он же опустился на пол у моих ног, обнял мои колени, прижавшись лбом, и замолчал. Надолго. Не думала, что это так страшно. Молчание и мертвые пустые глаза. Когда ни объятия, ни поцелуи не помогают. Разве что затрещина — "судьба" все-таки нархански жестока.

— Маму арестовали… — не сказал, скорее, выдохнул он.

— Откуда?..

— Вэриат. Он говорит… Говорит… Ее обвиняют в покушении на членов Совета. И если они не проснутся…

Привести Умника в чувство не получалось. Пока я не сообразила, что сочувствие здесь не поможет, и как следует не встряхнула его, добавив для закрепления эффекта пару оплеух. Очнувшись, Умар развил бурную деятельность, вконец замучив Гюнтера. Более сообразительный Шин успел удрать, якобы за специальным оборудованием для прокола.

Как выяснилось, я многое не знала о планах драгоценного. И об этом мы еще поговорим, когда все будет в порядке, и когда найду подходящую случаю скалку. Объяснение, что это он меня от проблем ограждал, меня совершенно не устраивает. Так что готовься, милый, беседовать будем.