Своя радуга

Эйнхеры – бессмертны. Если кто-то не нравится мне, если оскорбит меня, я вызываю его на бой и разрубаю своим мечом. Но что толку, если через несколько дней он опять появляется из колыбелей Одина живой и здоровый, и треплет своим языком? А с рабами живущими вовсе здесь нет смысла воевать, потому что они уже давно покорены. Он знают о нашем бессмертии, о могучем оружии, и даже не пробуют сопротивляться! Что толку выходить на бой против их мужчин, если они сами подставляют шеи, и не смеют поднять глаза? Что толку насиловать их баб, если они как куклы, – сразу на спину и раздвигают ляжки? Ты заметил, что я хожу без доспехов и меча? – Обернулся к Межиславу Стейнар. – Они здесь не нужны. Уже все знают, что убитый высокий господин вернется, и приведет других. Несколько лет назад в той самой деревне, где мы встретились, нашелся один, – подкрался сзади и взрезал мне глотку, когда я огуливал его невесту. Я выследил поганца, и отрубил ему руки и ноги, отрезал язык, а обрубки перетянул жгутами, чтоб он не истек кровью. Сейчас я уже жалею, что так погорячился. – Развел руками Стейнар. – Возможно стоило его немного натаскать, и он смог бы побороться. Он единственный, кто заслужил умереть. Но я прилетаю в ту деревушку, подхожу к нему, гляжу в глаза и вижу там ненависть. У него одного во всей деревне живые глаза. У остальных они как у дохлой рыбы! Что толку властвовать над такой плесенью, а? И так идут годы нашего бессмертия. Это нашим жрецам на земле представлялось блаженством? Нет того над кем можно возвысится. Не с кем драться! Нечего добиваться. Нечем обогащаться. Нечего покорять! Мы даже не можем иметь детей, чтоб увидеть свой рост в сыновьях! И Один, который выходит к нам в зал, только и делает годами сидит горделивым истуканом во время пиров, и одаривает нас золотыми побрякушками за разрубленные перед его очами бошки. Это наш дий? Наш ас-владыка? – Лихорадочно блестя глазами вопрошал Стейнар. – Я долго думал об этом. Нас рожденных властвовать, брать, и покорять, заперли здесь на вечное прозябание. Разве так поступил бы настоящий всеотец? Или это вовсе не Один на золотом троне, и всех нас здесь заморочили колдовством ваны?..

Да… – Продолжил Стейнар. – Однажды я стоял, и смотрел как пресмыкаются предо мной простолюдины в одном из городов. И вдруг я понял, для них – мы эйнхеры – ровно как боги. И еще я подумал – если Один дал нам в подачку столько золота, что от него лопаются дома, то что же он приберег для себя?! И еще, – один заслуживающий доверия человек рассказал мне. Так же как, мы на своих небесных лодках летаем по всему асхейму, так у Одина есть большой корабль, что может плавать в море пустоты между всеми мирами, раскинутыми по мировому древу! Представляете? Сколько еще есть других миров, до которых можно дотянуться! А преграда всему этому – только он, восседающий на золотом троне. Но бог ли он? Уже в мое время некоторые люди, говорили, что Один как и другие асы был вовсе не бог, а просто могучий колднун и провидец. Но даже если он и бог. Чтож. Посмотрите на меня. Я – Стейнар сын Ульвейда, говорю вам. Мне плевать, кто сидит на золотом троне, – бог он, или хитрый колдун – я собираюсь убить его. А вы – посланы мне самой судьбой, чтобы помочь в этом.

Стейнар запыхался от долгой речи, хотел глотнуть вина, поискал кубок, и обнаружив его валяющимся на полу, присосался к ближайшему кувшину. Четверо переглянулись, слегка ошарашенные.

Первым от изумления в себя пришел Петр.

– Ты предлагаешь нам совершить переворот? – Спросил он. – Но как же ты собираешься убить того, кто умеет воскрешать других? Разве ты не боишься, что он сам воскреснет?

Стейнар вытер рукавом мокрый рот.

– Не думай, что я глуп или безумен. Нет! У меня есть мудрец, который разбирается в колдовском искусстве асов. Он знает как сделать, чтоб убитый вновь не воскреснул. Ведь воскреснуть можно только в специальных колыбелях, в доме Одина. Разрушь такую колыбель, или наведенные на неё чары асов, – и тот для кого она предназначена уже никогда не воскреснет.

– Почему ты предлагаешь это нам? – Выпрямился за столом Стас. – Ты нас почти не знаешь, кроме разве что, Межислава. Неужели не нашлось никого другого, кому бы ты смог доверить свою мысль? Что же остальные эйнхеры?