Своё никому не отдам

— Любимчик говоришь? Пожалуй, — ухмыльнувшись, Гриша отправился дальше. Тут прервавшийся из-за оплошки незадачливых топографов путь шел по насыпи и вынутый наверху грунт сюда и откатывали. А ничего, ещё до обеда добрался до конца, а то ведь тогда, со стрельцами чуть не два дня карабкались да лезли. Вон уже свежие срубы стоят для добытчиков, и мешки под навесом к отправке готовые ждут, когда первые телеги смогут сюда проехать. А пока крепкий парень несет на коромысле сразу пару кулей. Видимо на очистку потащил. Хорошо, что недолго уже до завершения работы.

Начальника строительства — того самого плотницкого артельщика — нашел под мостом. Тут какие-то ответственные укосины прилаживали, и он самолично притёсывал самое главное место. Подождал, пока мужики управились, а потом поздоровался и приступил к расспросам. По всему выходило, что до завершения работ, чтобы телеги можно было катать, оставалась неделя, но потом ещё с месяц требовалось на доделки — ограждения завершить, укрепить склоны. Опять же по выравниванию полотна трудов предстояло немало, но там в основном для землекопов труд. А то в иных местах дорога то вниз ныряет, то наверх карабкается — утомительно это для лошадок.

Еще мысль у Кондратия появилась домики срубить, в которых станут жить работники, следящие за исправностью пути. Как раз в тех пунктах, где раньше посёлки строителей стояли. Там, такое дело, до воды недалеко. А то ведь на самих-то горушках возле пути ключи не бьют.

***

Возвращаясь в город в бодро катящейся по брусьям карете, Гриша грустно думал о том, что ведь действительно, мало дорогу построить, её же ещё в порядке содержать необходимо. Тряхнул кошели, что под лавкой стоят. Может быть и хватит их содержимого на какое-то время.

Выехали они с Василием сразу после полуночи и уже незадолго до рассвета настигли вереницу телег, гружёных мешками. Не иначе, зерно повезли. А уж на продажу, или оброк — кто же его знает? Пришлось плестись в хвосте у неторопливых крестьянских кляч и, когда в утренних сумерках вдали стали видны крыши деревушки, Гриша решил заехать ещё и туда. Что-то знакомое ему почудилось.

Свести в этом месте карету с путей было удобно, да и дорога в нужную сторону сразу отыскалась. Даже тройкой ехать получилось. Широко раскатанная тропа, что вела к брусовке и та, по которой отсюда недалеко до теремов, сошлись за околицею. У избы, рядом с которой летом разговаривали с дедом, остановились. Завидев карету с царским гербом на дверце, из дому поспешили хозяева, кланяясь и имея вид заспанный и озадаченный.

Гриша спросил про Волкера-немчина. Сказали, что тот сейчас на заработках, где дорогу строят. Там вполне себе платят, а страда прошла и мужикам всё одно делать особенно нечего. На дежурный вопрос о собранном урожае ответили уклончиво. Мол, даст Господь, до весны протянут. Одним словом, разговор не получился, а в избу гостя не позвали. С тем и уехал.

Больше до самого города ничего примечательного не было.

***

Покопавшись в малом кошеле (из тех, что отдал ему старый дворецкий) Гриша сообразил, что это не папенькин загашник. Тут много было монет мелкого достоинства. Нашлись и обрубки серебряных гривен, и пара золотых колец. Не по-царски деньги собраны. Явно это от Никифора Никоновича поддержка. Пересчитал их и записал в книжечку, чтобы не забыть.

Князь Федот заглянул, тоже с кошелём.

— Это Иван Данилович мне оставил. Сказал — если у тебя трудности возникнут, так чтобы… чтобы… вот.

Понятно, что врёт. Но хитро, не так, чтобы попасться по-глупому. Монетки-то тут конечно из царской казны. Одного достоинства и не мелочь. Стало быть, это княжичу был подарок вместе с поместьем. Или в уплату долга перед его родителями? Кто его разберёт? Но принёс Федотка свои деньги, и не малые.

На другой день служка сказал, что старшина купеческий просится. Думал, что жаловаться станет на тяжкие времена, на упадок в торговых делах. Но нет, снова кошель принёс, попросил принять на дела богоугодные, креплению царства способствующие.

От стрельцов трое помаленьку принесли, тоже из тех, кто лавки держал в рядах. Гришка брал, говорил "спасибо", вернуть не обещал, но в книжечку записывал. Откуда эти люди прознали про трудности в финансами — ни один не сознался. Потом уведомили о приходе крестьянина, и вот тут-то царевич и призадумался. Это уж не сбор ли средств народных начался, как иногда отцы святые для постройки храмов пожертвования испрашивают. Нет, не похоже на то. Он ведь никому, кроме старого дворецкого не говорил, а Федот просто в курсе его дел — через него почти все расходы идут.

Пришел, однако, Волкер-немчин. Тот самый, что надоумил мужиков в ближней от царского терема деревне, что к северу, как плодородие в земле сохранить. Усадил его за стол, велел обед подавать, да кликнуть князя Федота и Наталью. Девушка, однако, за стол с мужчинами не села, взялась прислуживать да подливать. Гостю в основном. А царевич с князем его выспрашивали про то, как бы остальных земледельцев обучить таким же приёмам. А то кочуют веси с места на место и лес опять же изводится.