Сын Человеческий

К сожалению для ортодоксии и, вместе с тем, для истории как дисциплины, Маркион обладал незаурядным умом, и его попытка подменить исторического Иисуса метафизическим Сыном нашла последователей — прежде всего в лице гностических течений, речь о которых пойдет в следующей главе. Если синоптические Евангелия, невзирая на наивность и мифические элементы, тем не менее несут на себе печать исторического повествования, то гностические сочинения и другие апокрифы позднейшей эпохи уже лишены всякого исторического стержня. Иисус в них представлен то злобным ребенком-колдуном, то метафизическим Эоном, то одновременно молодым и старым, то большим и маленьким, — короче говоря, теряющим все, что делало Его привлекательным и трогательным: то, что представляло Иисуса человеком, а значит, и исторической личностью.

ИСТОРИЯ ИИСУСА ДО ЕГО ОБЩЕСТВЕHHОГО СЛУЖЕHИЯ

IV. Рождество

17. «И Слово стало плотию…»

Прежде, чем перейти к главной доктрине четвертого Евангелия, к его трактовке образа Христа, необходимо несколько слов сказать о гностицизме — религиозном движении поздней античности.

Термин гностицизм возник от греческого слова — познавательный, познающий. Специфику этого движения составляло то, что определяющей была тема знания — самопознания.

Правда, особая роль личного опыта не позволяла созданию единого учения, более или менее твердой догматики. Именно это многообразие различных мнений побудило Иринея сравнить «множество гностиков» с грибами, появившимися из земли (Iren.Haer.I.27:1{29:1}).

Гностики обычно отрицали человеческую природу Христа. Они трактовали Его в качестве предсуществующего Спасителя, «небесного Адама», воплотившегося в Иисусе или вошедшего в Него. Смерть Иисуса гностики понимали как победу над силами зла, но, так как Христос — извечный разум — не может, по мнению гностиков, быть распятым, существовало несколько толкований распятия: одни полагали, что процесс распятия Иисуса был лишь кажущимся явлением, другие — что вместо Христа был распят Симон Киринеянин, который нес крест для Иисуса на Голгофу (Iren.Haer.I.19:2{24:4}; ср. Мф.27:32; Мк.15:21; Лк.23:26).

Отрицание родства между Иисусом и Творцом мира связано у большинства гностических течений с представлением о «неизреченном» высшем Божестве, которое не могло произвести «злую» материю и несовершенный мир. Поэтому эти течения создали целый ряд промежуточных ступеней — 8, 30, даже 365 — между верховным Богом (не Творцом мира) и материей. Мироздание гностикам представлялось в виде многоступенчатой пирамиды, на вершине которой находился Бог-Первоотец, а на спускающихся ступенях — различные силы, власти, ангелы, архонты;[333] внизу же господствует зло.

Одним из наиболее известных гностиков был Валентин (? — ок. 160), родившийся в Египте и начавший свою деятельность в Александрии (Tert.Praescr. haer.38). Римская христианская община, в которой Валентин проповедовал в 30-х — 50-х гг. II века, не приняла его учения, но в Египте и Малой Азии у него было множество сторонников (Iren.Haer.III.4:2{4:3}). Согласно Тертуллиану, «Валентин ожидал, что он станет епископом, поскольку был замечателен в своих познаниях и красноречии. Однако после того, как ему предпочли исповедника (martyrii), он счел себя оскорбленным и {…} со всей силою обрушился на истину» (Tertullianus. Adversus Valentinianos.4:1–2). Учение Валентина известно нам по изложению Иринея (Iren.Haer.I.1 sqq), Ипполита[334] (Hippol.Philosoph.VI.35:5–7; 42:2), Климента Александрийского (Clem.Strom.II.3,6; III.1; V.1; et cetera) и Епифания (Epiph.Haer.XXXI.31.1–7).

Род человеческий, по учению Валентина, делится на людей плотских , душевных и духовных .[335] Большинство неевреев — люди плотские, большинство евреев — душевные, и лишь немногие из евреев и неевреев — люди духовные, пневматики. Пневматики сами себе Закон (Epiph.Haer.XXXI.7; ср. 1 Кор.2:15), ибо от простой веры они возвышаются до гносиса.