Сын императрицы (СИ)

В конце февраля 1787 года шлюп тайно вышел из порта Копенгагена и отправился на север через незамерзающие даже в самую стужу проливы, впрочем как и Северное море у побережья Дании из-за теплого течения Гольфстрим. Крались как тати — или ночью или в густом тумане, — днем же скрывались в шхерах, нередко попадавшихся в скалистых берегах. Лишь через неделю выбрались в открытое море, там уже шли без остановки, обходя встречные, а иногда и попутные суда, чьи бы они ни были, да и держались поодаль берега. Зашли в нужный залив без особых проблем, хотя Лексея обеспокоило количество находившихся здесь судов — почти десяток на сравнительно небольшой акватории. Спрятались в небольшом гроте на пустынном островке, стали ждать условного знака с берега. На третью, крайнюю, ночь наконец-то увидели мигающий свет фонаря, капитан собрался дать команду идти к нему, но мичман остановил — в последний момент почувствовал идущую оттуда опасность.

Прошел час, эмиссар принца уже стал возмущаться — там люди ждут, а мы тут стоим! Еще дважды с берега повторяли условный знак, а Лексей продолжал сторожиться — тревога никуда не уходила. И вот сразу после третьего сигнала с той стороны раздались крики и выстрелы, хорошо слышные на воде. Всем стало понятно — посланец повстанцев попал в засаду, хорошо, что сами туда не угодили! Капитан не стал медлить — скоро, едва рассветет, сюда заявятся те, кто должен перехватить груз, — отдал команду уходить обратно. Пробирались, можно сказать, на цыпочках мимо стоявших поперек залива кораблей, шли на веслах, с опущенными парусами, лишь когда выбрались на открытое пространство, все — от капитана до матроса, — вздохнули свободно, пронесло!

Сомнений не оставалось — без предательства не обошлось, хотя готовили операцию в строжайшей тайне. Кто-то или в окружении принца или среди местных заговорщиков прознал о ней и сообщил врагу, а тот попытался захватить золото и едва не добился успеха. Кто в том виноват — пусть болит голова датских чинов, сам же Лексей отчасти был доволен — авантюра провалилась не по их вине, так что русские тут ни причем, свои обязательства выполнили в полной мере. Вернулись тем же порядком — секретность никто не отменял, — доставили в столицу датского эмиссара с его ценным грузом в целостности и сохранности, сопроводили в королевский дворец. Принц к тому времени уже знал о провале операции, только не ведал, что с грузом — спасли его или нет. Так что возвращение немалого состояния стало для него хоть каким-то утешением после краха давно лелеемого им плана с захватом прежних земель. От щедрот своих выдал русскому экипажу за труды и риск пятьсот ригсдалеров — в рублях примерно столько же, — на всех, а не каждому!

В Санкт-Петербург вернулись в начале мая, к этому времени Финский залив уже освободился ото льда, но по Неве еще встречались небольшие льдины из Ладоги. Судну они не представляли опасность, так что поднялись до самой пристани и поставили у причала, завершив почти четырехмесячный поход. Капитан со штурманом вскоре убыли в Адмиралтейство, отчитались самому Чернышеву о случившемся в несколько затянувшемся плавании. Тот по ходу доклада что-то уточнял, а когда пошла речь о незапланированном участии в чужом заговоре — выматерился или, как в недалеком будущем императрица скажет адмиралу Чичагову за подобное выражение, — заговорил 'морским' языком:

— Этим еб… датчанам лишь бы на чужом горбу проехаться. Пид…сы, ишь что удумали — нас подставить! Хре… им, пусть выкусят — вице-президент показал неприличную фигуру из трех пальцев, после продолжил: — но вы молодцы, поступили верно и осмотрительно. А этот муд. к, сколько золота вам дал — пятьсот гребаных далеров? Это на каждого выходит четвертак — да за такие деньги я посс… за него не стал бы!

На последние слова генерал-фельдмаршала Лексей усмехнулся про себя — как раз сие дело он сотворил, пусть и непреднамеренно. Главное же для него — все обошлось ладом, начальство не попеняло за вынужденное самоуправство, даже похвалило. О прерванном взыскании Чернышев не поминал, напротив, наградил двухмесячным отпуском и достаточным для разумного провождения денежным пособием. Впрочем, не только его, а всего экипажа шлюпа, к которому теперь мичман приписан постоянно — но не столько штурманом (как само собой разумеющимся — кто же еще будет вести корабль!), а помощником капитана. И еще добавил на прощание: — После отпуска вас ждет новое задание, так что гуляйте, но о деле знайте!