Сын императрицы (СИ)

На вражеском судне обнаружили атаку поздно, даже не успели поднять якорь. В первом же проходе пробили в нескольких местах борт, огонь по парусам тоже выдался удачным, даже удалось повредить одну из двух мачт. Еще полчаса добивали неприятеля с неудобных для него позиций, пока тот не поднял флаг о переговорах. Передали требование сдачи корабля с обязательством сохранения жизни экипажа, с чем противник вынужденно согласился и дал знак о том — приспустил все паруса и закрыл орудийные порты. На этот раз с трофеем повезло — среди захваченных моряков оказался посланец самого короля Густава III, — хотя самые важные документы он успел сжечь, но оставшиеся тоже имели цену, впрочем, как и сам курьер. Бумаги изъяли, а его самого посадили под замок в каюту шлюпа, экипаж же поместили в трюм, после затопили трофейное судно и отправились в родную сторону.

Посланец оказался знатным — одним из самых доверенных лиц при шведском короле бароном Густавом Армфельтом, направлявшимся с тайной дипломатической миссией в Пруссию. То выяснили на первом же допросе дознаватели Адмиралтейства, после с важным пленником занималась Тайная экспедиция при сенате, преемница известной Тайной канцелярии. Всех офицеров шлюпа указом императрицы наградили орденом Святого Георгия четвертой степени, капитан и старпом получили еще повышение в чинах — Сазонов стал капитаном (чин и должность теперь у него сравнялись), а Лексей лейтенантом. Адмиралтейство расщедрилось на денежное вознаграждение экипажу — бывшему мичману перепала сумма в тысячу рублей, которую он немедленно внес в банк на погашение долга по займу. Дало еще отпуск всему экипажу в две недели перед новым заданием — также тайным.

До окончания навигации дважды выходили в море. Из первого похода привезли также пленника, только чином пониже — подполковника, командовавшего шведской флотилией на одной из островных баз в Ботническом заливе. Буквально выкрали его среди ночи, совершив вылазку к штабу — Лексей сам пошел туда с двумя матросами покрепче, не избежав искушения от беспечности шведов, не выставивших никакой охраны на острове. Во второй раз ходили в Данию, доставили какой-то секретный груз в опечатанном ларце, о содержимом которого даже капитан не знал — мол, передайте тому, кому следует, а остальное не ваша забота. В конце декабря, когда лед закрыл выход в море, Лексею дали отпуск на целых три месяца — по семейным обстоятельствам. Не скрывал от начальства намерения жениться — подал рапорт о том, как требовалось офицеру по уложению, — а оно пошло ему навстречу, дало разрешение и время подольше потешиться с юной женой.

Накануне отъезда напросился на прием к матери — посчитал нужным известить ее о предстоящей женитьбе. Их отношения так и не переросли в близкие — государыня сохраняла дистанцию между ними, да и сам Лексей без особой нужды, как сейчас, к ней не обращался. Приняла его в тот же день, когда он объяснил причину визита — отнеслась благосклонно:

— Верю, Лексей, что в жены ты выбрал девицу достойную, да и пора тебе, надо уже о детях позаботиться. Благословляю на сие доброе дело, а в дар от себя передаю особняк на Мойке — будет где жить с молодой женой.

Мать не поскупилась — каменный дом в два этажа, немалый двор с хозяйственными строениями и садом заслуживали самых добрых слов. Хотя и скудна на материнские чувства, но дарами в обиде не оставляет — с такими мыслями обходил особняк в сопровождении привратника, приглядывающим за хозяйством. В доме никто не жил, прислуги также не имелось, впрочем, и какой-либо обстановки — лишь пустые стены. Кое-где уже стали отваливаться отделочные плиты, лепнина, пошли трещины на стенах, так что и здесь следовало вложиться в ремонт, правда, не столь значительный, как в усадьбе. Заниматься сейчас с ним времени не было — скоро выезжать с санным обозом, — но по возвращении следовало обязательно, жить в казенном заведении Лексею уже давно приелось. Да и везти сюда жену надо, пусть будет рядом, чем за пять сотен верст. А чтобы не скучала одна, без родных — заведут ребеночка, ему уже самому хотелось прижать к груди малыша.

Выехал из города с обозом за неделю до Рождества, так что встречал его с попутчиками в постоялом дворе. Почему-то пришла мысль — вот уже шестой год — с тех пор, как закончил корпус, — ни разу не удавалось встретить этот праздник дома. Он как вечный странник — все время в пути, но не жаловаться же на самого себя, по своей воле выбрал такую судьбу! Только скоро многое может измениться — у него будет семья, дом, — разве что служба остается беспокойной. Прошел праздник, приближался другой — Новый год, а дорога все не кончалась. Время шло также неспешно, как и санный обоз, но стоило приблизиться к дорогим ему местам, то как будто оно замерло, а потом побежало стремглав, сердце же забилось часто от охватившего волнения — пройдет час-другой и он обнимет любимую! Готов был соскочить с саней и побежать скорей, как ребенок, увидевший впереди манящую цель. Усмехался над собой, сдерживая нетерпение, но тем радостней казалась скорая встреча.

Зимой на побывку