Сын Неба

Позже, когда я уже пытался системно и последовательно изучать эти вопросы, я понял, что она получила элементы Высшего Тайного Знания из буддистских, исихастских и суфийских методик общения с Миром Иных Измерений (Бытием Бога, Высшим Вечным Вселенским Разумом, Внутренним Микромиром, Глубинным Миром…). Методики, кстати, довольно просты (на Западе они мало известны, на Востоке – широко), но для Вхождения – мало знания методик. Вхождение открывается шаг за шагом с десятилетиями тренировок по этим методикам. Можно тренировками заниматься в монастыре, можно в миру, можно в концлагере, можно между ремонтом двигателя и покраской яхты или между написанием репортажей и сбором рекламы.

Извините, если отвлекаю ваше внимание на вещи довольно известные, но они – нечто вроде таблицы умножения, без которой не подойти к более сложным вещам. Об этих вещах я не осмеливаюсь говорить категорично, говорю о них робко, полувопросительно, тут много необъяснимого с позиций примитивного материалистического видения Мироздания в трехмерном пространстве и одномерном времени. Но именно в этих вещах – ключ к Сверхвозможностям (к долголетию, к реализации творческого потенциала, к необъяснимому разрешению тяготивших проблем, к тому, что само открывается, его даже предугадать трудно) и даже к Сверхоружию. Об этом вам говорит человек, приговоренный врачами к короткой – не более тридцати лет – жизни (покажу документы, там, правда, не дословный приговор, он подразумевается).

Но была тетка.И было это Знание.

О более сложных вещах – немного позже.

21. Так мы и встретились с Кричухиным: мой медленный карьерный подъем совпал в какой-то точке с его головокружительным спуском.

Но и на этой ступеньке Миса не удержался: выгнал его Тузовский. Однако настал день, когда этот уникальный человек нам срочно понадобился. Срочно пришлось вспомнить, что он все-таки не Миса, а Михаил Понайотович.

Дела в редакции пошли из рук вон плохо. Туза в очередной раз вляпался, и передо мной ставилась задача в очередной раз хоть что-нибудь придумать.

22. В офисе Волчкова я ждал Мису Кричухина.

– Поезжай-ка ты за ним сам.

– А если мы разминемся по дороге?

– Он по-твоему – едет сюда?

– Должен.

– Он в лучшем случае – дрыхнет. Если опохмеляется, хватай его за шиворот и тащи сюда. Только от нечистот отмой!

Я все-таки поехал. По дороге невольно думал о Михаиле Понайотовиче. Какой талантливый человек, какую блистательную карьеру он мог бы сделать! И делал когда-то.

Кричухин жил в спальном районе, в новостройках, с соседом-пьяницей. Если когда-нибудь я стану богат, я вытащу из коммуналок если не всю (всю, конечно, для одного человека неподъемно), то хотя бы часть питерской интеллигенции. Я не вижу никакой вселенской трагедии в том, что в коммуналке живет вечно пьяный Баранов или другие, как их называют, неимущие. Именно об их благополучии более семидесяти лет пеклось наше многострадальное государство. И продолжает печься. Но если бы государство сделало ставку на таких людей, как Храмцов или хотя бы Кричухин (не когда он уже опустился до невозможного, а пораньше), мы бы жили не так, как живем. Вся страна не так бы жила. Именно эти люди создают культурный слой, на котором во всем нормальном мире выросли и высокие технологии, и материальное изобилие, и жизнь достойная. А вся-то хитрость, вся причина успеха: дали в нормальном мире развиться тому социальному слою, который вытащил из бедности и себя, и всех остальных.

Неимущих в этих странах просто не осталось и остаться не могло. У нас они будут еще долго. У нас они всегда будут. Посмотрите предвыборную программу любого рвущегося во власть: обеспечить неимущих, обеспечить неимущих! Ну, обеспечите того же Баранова, а что дальше?

Никогда не сочувствовал Баранову, а Понайотычу – всегда. Со стороны всем казалось, что Миса – типичный неудачник. Он имел огромные возможности, но проморгал свою жизнь. Туза как-то сказал:

– Набьем ему холодильник пивом, чтобы он не клянчил банки у иностранцев, купим ему девку, диван широкий, чтобы он на раскладушке не спал. Будем делать прибыль на его мозгах!

Но сколько ни покупай ему пива или фирменных сигарет, он все равно будет клянчить. А девка… Что ему девка? Ему бы силы на свою раскладушку вскарабкаться. Ему, похоже, интересно другое. Вот уже много лет он пишет гениальный роман. В комнате у него от пола до потолка стопки книг и стопки папок с бумагами. Если б он не писал свой роман, он защитил бы все, какие только возможно, диссертации. Получил бы высочайшие ученые степени, профессорские и академические звания, занял бы кучу руководящих должностей. Всем этим он жертвовал ради своего выдающегося романа и носил на себе отметину типичного неудачника.

– Ничего, – любил повторять Миса, – еще пробьет мой час!