Сын отца своего

Река находилась где-то рядом. Танки повернули на юг, стремясь к ближней переправе. Холмы, все так же качаясь перед глазами, теснили горизонт, а предзакатное солнце косо било в глаза, и лейтенанту Ермакову временами чудилось: танки выходят на просторную равнину, полную слепящего света, и будут катиться к самому краю земли, пока зеленые волны не умоют их пыльные железные морды. Они остановятся, как загнанные кони, и соленые брызги белыми звездами будут высыхать на усталом железе. Тогда он снимет потный тяжелый шлем, сядет на белый песок и станет всласть думать о тишине, о чайках над крутым красным яром быстрой сибирской реки, о полосатых окунях в глубине холодных плесов и бугорчатых стерлядях, ползающих по хрящеватым перекатам, о таинственных желтых иволгах, живущих по лиственным опушкам лесов, о темноглазой девушке… Потом он уснет прямо на песке. Он уснет, не отдав никаких приказаний, уснет мертвым сном богатыря, и встанет над ним тишина — такая тишина, когда на земле не стреляют. Совсем нигде не стреляют…

Гул танков, подавивший все звуки вокруг, уже стал казаться той желанной тишиной, холмы — океанскими валами, реактивные ракетоносцы в небе — белыми чайками, далекие смерчи пыли — косматыми кедрами, а качка на бездорожье — сладкой зыбью сна, когда он отчетливо и близко услышал:

— Вижу переправу и…

Что «и», Ермаков не понял — то ли голос Линева сорвался, то ли он слишком быстро надавил нагрудный переключатель.

Ермаков машинально подал команду водителю, и танк, оторвавшись от колонны, быстро выполз на крутой скат, став за гребнем, близ дозорной машины, так, чтобы лишь голова командира, торчащая из верхнего люка, возвышалась над гребнем высоты, словно камень — один из множества камней, лежащих на сопках. Этот Петриченко, он, оказывается, смыслил в тактике не меньше любимого лейтенантом Ермаковым водителя Зайцева.

Бинокль Ермакову не потребовался. Он увидел внизу просторную, взгорбленную местами равнину, посреди которой светлой лентой неслась река. Полноводная в жаркую предзакатную пору лета, она казалась выпуклой, готовой вот-вот выплеснуться из берегов. Низкие откосы их темнели резкой зеленью среди тускло-серой степи. Зеленые понтоны наплавного моста, отражаясь в воде, казались массивными бетонными монолитами, отчего мост походил на капитальную плотину. По обе стороны реки из капониров торчали тонкие стволы автоматических зенитных пушек, чаши локаторов, непрерывно вращаясь, Черпали пыльное небо, а прямо в лицо Ермакову, из глубоких окопов, вырытых в пойме, настороженно смотрели черные зрачки противотанковых орудий. Не было и метра земли близ переправы, не взятого на прицел. Но не о том думал лейтенант Ермаков, и не то приковало его взор.

По желтой дороге, на широких спинах зеленых машин, плыли к реке огромные «рыбы», и рассеянное солнце холодно отсвечивало на их металлических гладких спинах. Танки охранения уже минули мост, слегка растопырив походный порядок и поводя пушками в сторону холмов, — они как бы предостерегали всякого от малейших поползновений на ракеты. Ермаков даже бинокль поднял, словно глазам не мог поверить. И, следя, как весело высверкивают полированные траки гусениц, успел еще подумать: танков для нормального походного охранения многовато, наверное, ракетные установки сошлись у моста с другой колонной, и это совпадение оборачивается против него. Однако же выбора теперь не было. Мост не имел большого значения в сравнении с тем, что двигалось к нему. Всякий маневр, всякое распыление сил исключались, следовало уничтожить ракеты, уничтожить наверняка, самым коротким путем и любой ценой. Что значит одна рота, возможно, уже вычеркнутая из списков, в сравнении с этими чудовищами, способными унести тысячи и тысячи жизней!

— Петриченко! — позвал лейтенант механика-водителя. — Ну-ка, бегом на гребень — проверьте, нет ли на обратном склоне крупных камней и крутых уступов. Да не очень высовывайтесь там!

Серый заяц метнулся из-под ног выпрыгнувшего из танка водителя, выскочил на самый гребень, сел, поводя ушами и испуганно тараща глаза.

— Братца не признал, — засмеялся Стрекалин. Ермаков тоже усмехнулся и тут же потерял зверька из виду. Первая пусковая установка ступила на мост, вода тяжело колыхнулась, отражения понтонов изломались, и мост сразу показался зыбким, непрочным, висящим среди ненадежного пространства…

— Товарищ лейтенант, — Петриченко говорил прерывистым, запаленным голосом, — скат чистый, но горка — не дай бог! Не завалиться бы!

В тоне его слышалась тревога.

— А другие, как вы думаете, тоже могут завалиться?

Петриченко от обиды не сразу нашел слова. Значит, лейтенант подозревает его в трусости! С ноткой злости ответил:

— Пройдем! Я ведь за других опасаюсь. Только тормозить резко не надо. Тогда танк и по отвесу пройдет.

— В линию! — приказал Ермаков в эфир.

Вторая ракетная установка теперь тоже ползла по мосту. Он раскачивался, и раскачивались серые «рыбины» на плечах машин, словно собирались сигануть в реку.