Сын Петра. Том 7. Поступь Империи

Ничего явно дурного и вредного там он не нашел. Марат призывал к величию Франции, к ее обновлению, к возрождению и промышленному развитию. Предлагая при этом весьма экстравагантные меры, вроде стачек и забастовок с целью вынудить крупных собственников на уступки. Здравые и, безусловно, полезные уступки. Собственно, именно товарищ Марат и предложил равняться на русский трудовой кодекс как на ориентир и много всего про него рассказывал.

Филипп и общался со всеми этими бунтарями, в общем-то, из-за того, что их интересы совпадали с его. Понятно, что далеко не все. Например, идеи свободы, равенства и братства его пугали. Но в целом он считал их просто популистской дичью. Ведь тот же оратор, который сейчас выступал на баррикаде, совсем не к этому стремился. А людей герцог умел читать.

Ему требовалась власть.

Его власть.

Личная.

Что, конечно же, выводила все эти красивые лозунги за скобки уравнения. Превращая оные в досужую болтовню для наивных горожан. В инструмент удержания их внимания и интереса. В способ получения их поддержки.

В армии, кстати, тоже шло определенное брожение.

Да, Филипп мог найти полки, которые смогли бы выступить на подавление беспорядков. Таких хватало. Но не спешил.

Вместо этого он кошмарил промышленников и высшую аристократию, рассказывая о том, как все плохо. И что Франция на грани Гражданской войны. А все из-за их жадности и слепоты.

И они слушали.

У страха ведь глаза велики. Особенно когда фоном приходит осознание бессилия…

— Опасную игру мы ведем. — тихо произнес Дюбуа, проводив взглядом женщину, которая несла поднос с печеньем для восставших. Явно кто-то из гильдии кондитеров.

— Почему?

— А если они, — кивнул Дюбуа, — возьмут слишком много власти?

— Мы с тобой знаем, что делать в этом случае.

— Знаем, — кивнул министр иностранных дел. — Если только верные вам войска не утратят стойкости духа.

— Париж не сможет долго бунтовать. Людям нужно что-то есть, а для этого требуется работать.

— Для этого им потребуются деньги. И в скором времени начнут грабежи.

— И мы подскажем, какие особняки в этом особенно нуждаются, не так ли?

— Подскажем, — кивнул Дюбуа. — Но собака, вкусившая человеческой крови, становится опасной. Ведь от собаки до волка не так уж и далеко.

— Ты знаешь, как преодолеть этот кризис без риска? — грустно улыбнулся Филипп, наблюдая за тем, как к бунтующим проследовала еще одна женщина с явно дорогим печеньем на лотке.

— А они сибариты, как я погляжу, — не сдержался Дюбуа. — Печенье на баррикадах жрать. Они издеваются?

* * *

Алексей тем временем работал с бумагами.

Настроения не было совершенно. На носу было Рождество и связанные с ним торжества праздничной недели. И он мысленно уже находился далеко от дел. Все ж таки столько лет пахать как папа Карло. Любого может утомить. Впрочем, он держался. По сути — на морально-волевых, как говорится. И работал, подбивая дела за год. А их хватало. Одна административная реформа чего стоила?

Обстоятельства вынудили увеличить количество губерний и, как следствие, военных округов. И теперь Россия делилась на десять полных губерний и столько же особых[1]. Как следствие, потребовалось трансформировать и военную организацию, ставя в каждый полный округ по полноценному армейскому корпусу. Местами и с усилением, как, например, в столице. А там еще реформа кавалерии и артиллерии, начатые по прошлому году, перевооружение и многое другое…

Хотя, конечно, на первый взгляд все эти изменения носили незначительный характер. По сути — масштабирование и доводка отработанной системы.

Совокупно полные округа могли теперь выставить одиннадцать армейских корпусов, собранных организационно в четыре армии на постоянной основе. Это был главный ударный кулак России. 140 тысяч стрелков да 44 тысячи кавалеристов при 704 3,5-дюймовых нарезных пушках[2].

Немного.

Но весь личный состав пехоты уже перешел на нарезные винтовки. Пока — дульнозарядные, капсюльные. Что превращало все это воинство в поистине непреодолимую силу для любых противников в текущих реалиях. Завоевать всю Европу, конечно же, их бы не хватило. В гарнизоны-то кого-то ставить нужно, а людей ограниченно. Однако отразить они могли любое вторжение. Вообще любое. И точечные операции проводить, локальные.

Хотелось, конечно, это все увеличить и раздуть.

Очень хотелось.

Хотя бы до миллиона «штыков». Однако Алексею хватало здравомыслия не пороть горячку. Надрывать экономику страны он не собирался. Он даже это войско считал некоторым перебором.

Это ведь — полевая армия.

А имелись в штате еще и гарнизоны, флот да малые формации по прочим регионам. Совокупно — 427 тысяч человек. И так — перебор. Ведь все эти люди — здоровые молодые мужчины — были изъяты из народного хозяйства. Россия с ее неполными 15 миллионами населения даже такую армию держала с трудом.

— Может спать пораньше ляжешь? — спросила Серафима.