Чужестранцам там было не место, они оказывались слишком лёгкой добычей. В детстве я часто убегал на эту улицу. Конечно, это было запрещено, но мне там всегда было весело. Кахина и её друг много раз возвращали меня во дворец, держа меня за руку так же нежно как моя мать. Я никогда не понимал, почему такие добрые люди оказались там, куда мне был закрыт доступ.
— Ты успела посмотреть дворец? Это самое прекрасное место в Алмулихи.
Я обвёл помещение рукой, задаваясь вопросом — насколько это было правдой?
— Он уступает разве что храму.
Солнце снова пропало, и за окном начало становиться всё темнее с каждым дуновением ветра.
— Нет.
Эмель посмотрела в сторону балкона.
— Самое красивое — это море.
— Один человек как-то сказал мне, что море кажется ему сердитым.
Она резко перевела на меня взгляд, её глаза округлились, и она поспешно спросила:
— Кто?
Я задумался, пытаясь вспомнить, кто это сказал. Но я не мог вспомнить ни одной детали того разговора кроме самих слов. О чём я ей и сообщил.
Она кивнула, но мне показалось, что я её разочаровал.
Неожиданно раздался стук: кап-кап. Сначала медленно, а потом всё быстрее.
— Дождь!
Она побежала к балкону, развела руки в стороны и обратила лицо к небу.
Завороженный, я последовал за ней, не в силах отвести от неё глаз. Она смеялась, и капли падали на её лицо и руки.
— Что ты делаешь? — спросил я, смеясь вместе с ней.
Она развернулась, её одежды прилипли к телу.
— Это самый дорогой подарок, который может только дать Мазира.
Я никогда не считал дождь настолько чудесным. Он помогал пополнять запасы воды и стирал пыль с наших домов, но я никогда не чувствовал необходимости танцевать под каплями.
— Идём, — сказала она, глядя на меня сверкающими глазами.
Она потянула меня за руку и с такой лёгкостью вытащила меня наружу, словно мы уже делали это сотни раз.
Закрыв глаза и снова подняв лицо к небу, она сказала:
— У меня дома все выбегают на улицу, когда идёт дождь.
Ну, конечно. Она ведь жила в пустыне. Она насквозь промокла, её сандалии оставляли теперь мокрые коричневые следы на балконе каждый раз, когда она поворачивала ногу. Неожиданно она поскользнулась на плитке и начала махать руками, чтобы не упасть. Я поймал её за плечи и развернул к себе. А она схватилась за мою тунику, чтобы удержать равновесие.
Мы стояли под дождём и смотрели друг на друга. Она была так близко, и я заметил, что изгиб её губ напоминал крылья Анисы, когда та парила.
Её плечи поднимались и опускались от частых вздохов, и хотя она больше не падала, я всё не отпускал их. А она не убирала с меня свои руки. Она обхватила ими мою талию, и нежно прижалась к ней пальцами.
— Саалим, — её шепот прозвучал так сокровенно, что я сделал небольшой шаг в её сторону.
— Ты чуть не упала.
— Ты не дал мне упасть.
Она наклонила голову, и её губы раскрылись, словно она просила большего. Капли дождя затекали в её рот и падали на язык.
О, как бы я хотел быть одной из этих капель.
Большое, глубокое желание наполнило меня, и я провёл руками вниз по её плечам.
Неправильно поняв мои намерения, Эмель отступила.
— Спасибо, — сказала она, и её горячий взор прояснился, когда она убрала от меня свои руки, оставив меня холодным и полным желания.
Её губы сомкнулись, и она начала поправлять платье.
Откашлявшись, я сказал:
— Ну, если ты закончила танцевать, я бы хотел показать тебе дворец.
Глава 10
На плитке на полу были синие закручивающиеся узоры. Маленькие квадратики всевозможных цветов маршировали вокруг каждой двери и окна. Лёгкие занавески залетали в коридор из-за мокрого ветра, а факелы дрожали. Я отвлекала себя всеми этими вещами, пока шла с Саалимом по дворцу, потому что иначе я бы смотрела только на него.
Каждый раз, когда я замедляла шаг, чтобы он ушёл вперёд, и чтобы я могла рассмотреть его спину или руки, он дожидался меня и снова оказывался рядом.
Он был в моих объятиях. А я в его. На мгновение всё стало как надо, и теперь я хотела, чтобы всё это вернулось.
«Он помолвлен», — напомнила я себе.
Было глупо идти за ним в надежде, что он заинтересуется солеискательницей.
Но тогда зачем он попросил меня проследовать за ним?
— Здесь так мало стражников, — сказала я ему, когда он повёл меня сквозь помещение, заполненное бархатными подушками и деревянными лежаками.
Внутри находился одинокий стражник, но их здесь было крайне мало по сравнению с тем, сколько их находилось снаружи.
— Если их будет слишком много, это будет ещё меньше похоже на дом.
Он отодвинул ветку в сторону, чтобы я могла пройти.
— Ещё меньше?
Я обошла помещение, трогая мягкую ткань, которой были обтянуты стулья. В прохладных порывах ветра чувствовался запах дождя.
— Мои отец и мать.
— Ты скучаешь по ним.
Он выглянул в окно, которое выходило на сады.
— Да. И по своим сестрам. Даже по брату. Я многое бы отдал, чтобы вернуть их.
Конечно же, он не помнил, как много он уже отдал, чтобы спасти Мадинат Алмулихи. Но как бы много мы не отдавали, всегда находилось что-то ещё, что можно принести в жертву, потому что человеку всегда хочется большего. А удовлетворение утекает сквозь пальцы, точно вода.