Путешествие тянулось медленно. И мне казалось, что оно никогда не кончится. Когда я смотрела на Саалима, его голова постоянно была высоко поднята, но плечи опускались всё сильнее и сильнее, шаги становились всё короче и короче. Мне было интересно, что он думал и чувствовал, но у меня больше не было сил думать об этом, и мой взгляд опять опускался на песок. Караван останавливался множество раз, и каждый раз, когда всё начиналось по новой, у меня было всё меньше желания вставать. Мои внутренности как будто переворачивались внутри меня, пожирая кости и пережёвывая их на мелкие кусочки.
В какой-то момент посреди ночи умерла лошадь. И кто-то начал пить ее кровь — или мне это приснилось? У кого-то хватило сил разделать животное. Я вгрызлась в мясо так, словно это был фрукт, который однажды сотворил Саалим прямо из ничего.
А затем опять наступил день. Все легли на землю. Никогда прежде не было ещё так тихо.
Нам не суждено было добраться до Алмулихи. От осознания этого меня накрыло волной успокоения, тёплой и приятной. Нам суждено было умереть. Смерть показалась мне гораздо приятнее, чем каменные здания, обвитые вьющимися растениями, и дворец с остроконечными куполами. Я перекатилась на бок и положила лицо на песок. Закрыв глаза, я начала молиться Эйкабу о том, чтобы конец наступил быстро.
Саалим лёг рядом — но я не могла до него дотянуться. За его спиной медные фонари отбрасывали оранжевый свет на стены шатра. Сначала их огни радовали меня своим теплом. Но затем они сделались горячими. И начали обжигать моё горло. Я попыталась набрать песка, чтобы затушить пламя, но мои пальцы ударились о тканый ковёр. Я посмотрела на Саалима — я хотела, чтобы он убрал фонари — но его глаза были закрыты. Его руки лежали рядом с головой, а на запястьях были золотые браслеты, края которых, казалось, приплавились к его рукам, словно были выкованы из его крови.
Он снова превратился в джинна.
Я попробовала подвинуться, чтобы разбудить его, но я была такой измождённой. Оставшись на своём месте, я стала наблюдать за тем, как он дышит. Его лицо казалось таким гладким, когда он спал. Оно всегда было таким расслабленным, когда он не находился рядом с моим отцом.
Но жжение в горле сделалось слишком сильным. Мне надо было, чтобы он потушил фонари.
— Пожалуйста, — прошептала я.
Глаза Саалима раскрылись.
— Эмель, что такое?
Он сел, и его лицо беспокойно нахмурилось.
— Фонари слишком горячие.
— Они больше не горят.
И так оно и было.
— Подойди ближе, — сказала я.
Он приблизился и лёг рядом, а я обхватила рукой его грудь. Его сердце забилось так же быстро, как и моё. Вдохнув его воздух, я почувствовала облегчение. Я скользнула рукой вниз по его рёбрам и закрыла глаза. Я больше никогда не сдвинусь с этого места.
— Что ещё тебе нужно?
— Моё горло всё ещё горит.
— Значит, воды?
О, боги, да. Именно это мне и нужно. Я кивнула.
— Ты её получишь.
Я подождала. Но вода не появилась.
— Что ещё? — спросил он.
— Здесь нет воды.
— Она скоро будет здесь. Что-нибудь ещё?
Саалим начал вставать.
Мой отец, должно быть, скоро проснётся. Он будет ожидать увидеть Саалима подле себя.
— Пора?
Саалим кивнул.
— Скорее же, скажи мне своё последнее желание.
Меня накрыло беспредельной тоской. Мог ли он её чувствовать?
— Я желаю тебя.
Я попыталась притянуть его к себе, но не смогла, так как была слишком слабой. Я прижала ладонь к его коже, чтобы почувствовать его дыхание.
— Я здесь.
— Я желаю тебя, даже когда тебя здесь нет.
В его глазах отразилась печаль, невысказанные слова были готовы сорваться с его языка. Он поднял руки, и золотые браслеты исчезли.
— Слишком поздно, — сказал он тихо. — Я всего лишь человек.
Неожиданно снаружи раздались голоса. Я закрыла глаза, желая, чтобы мир, который угрожал нарушить наше спокойствие, исчез. Я не могла попрощаться с ним снова.
Мои глаза раскрылись навстречу палящему солнцу. Шатёр исчез. Саалим исчез. Остались только голоса. И жжение в горле. Нет.
— Саалим? — произнесла я слабым голосом.
Я уже знала, что его здесь не было. И что я находилась посреди пустыни в окружении каравана, который ожидал своей смерти.
Моё внимание привлекли голоса — громкие и энергичные. Люди сидели, подняв фляги в воздух кверху дном, и наливали воду в свои рты. Я села так быстро, как только смогла. Почему они вели себя так безрассудно?
Сдвинувшись, я почувствовала, что моя собственная фляга, висящая на поясе, была тяжёлой. Такой тяжёлой, словно она была… полной? Я взяла её в руки и почувствовала плеск жидкости внутри.
— Вода, Эмель, — сказала Тави позади меня.
Её голос звучал теперь гораздо мягче, он не был слабым и хриплым.
— Вода?
Она кивнула. Открыв флягу, я медленно поднесла ее к губам.
— Хвала Вахиру, — сказала я.
Я позволила себе два больших глотка, после чего вытянула руку с флягой, чтобы не поддаться искушению и не выпить всё сразу. Тави сделала то же самое. Мы знали, что нас ждёт, если Эйкаб заметит, как быстро мы выпили дар Вахира. Он сожмёт нас в своём кулаке и начнёт трясти. Пока кто-нибудь из нас не умрёт.
— Откуда она взялась? — спросила я.
Она пожала плечами.