— Семена не распыляются, они проращиваются, а потом высаживаются на поле, — просветил ее Уэйд. — Вот приезжай в конце лета — увидишь, какой табак мы вырастим.
Словом, жизнь как будто налаживалась. Но Скарлетт понимала, что это ненадолго. Человек, стоящий за Кларком, так просто не оставит свою затею. Кусок, видать, больно лакомый.
Она несколько раз беседовала с Достом, который благодаря процессу стал очень знаменит в штате Джорджия. Он посоветовал ей отправиться в Вашингтон, найти знакомых среди администрации президента и попытаться разузнать все, что планируется делать на этой земле.
— Я бы и сам с-сделал это, — сказал Дост, — но мои связи пока весьма ограничены. А ваши, я знаю, в-весьма широки. Ведь у Ретта было столько д-друзей.
— Не знаю, вспомнят ли они меня? — сомневалась Скарлетт.
— Вас н-невозможно забыть, — сказал Дост.
— Но-но, — пригрозила Скарлетт пальцем, — без комплиментов.
— Это не к-комплимент. Это к-констатация.
И все-таки Скарлетт сомневалась, стоит ли ей ехать. Она все откладывала поездку под разными предлогами, пока не произошло нечто на первый взгляд вполне обыкновенное.
Утром служанка сказала, что их собака Инди куда-то пропала.
Инди была старой лохматой дворнягой, каждый год приносившей забавных щенков, которых Скарлетт раздавала окрестным мальчишкам. Правда, последние года три Инди уже не щенилась. Она еле волочила ноги, все-таки ей было уже пятнадцать лет, а в человеческом исчислении — около восьмидесяти.
Нельзя сказать, что Скарлетт была к ней очень уж привязана, но Инди давно считалась как бы членом семьи, привычным и верным. Скарлетт любила читать в саду, поглаживая мохнатый бок Инди. Собака чаще всего засыпала рядом, иногда поводя своими огромными ушами.
Иногда, глядя на Инди, Скарлетт думала, что они очень с ней похожи — дети разбежались, уже нет никакой охоты принимать стойку при виде молодого красавца, больше хочется полежать, поспать, разве что рыкнуть иногда, но не очень зло.
— Может быть, ее забрали с собой на рыбалку Хоткинсы? — предположила Скарлетт.
— Может быть, — согласилась служанка.
Такое уже случалось не раз: Инди сама увязывалась за людьми с удочками, ей нравилась рыбалка, хотя рыбу она терпеть не могла.
Но около полудня, когда Скарлетт прилегла с книгой на диван, вдруг раздался испуганный крик. Через минуту в комнату влетела служанка с мокрыми от слез и распахнутыми от ужаса глазами:
— Там! В сарае! Там! — только и повторяла она.
Скарлетт мигом вскочила и бросилась к сараю, который находился в дальнем углу двора.
— Я пошла за лейкой, хотела полить дорожку, а там… — еле поспевая за хозяйкой, причитала служанка.
Сначала Скарлетт показалось, что кто-то повесил посреди сарая старую шубу…
Инди была мертва. Ее большое тело тихо раскачивалось от сквозняка.
Скарлетт начала вдруг хватать ртом воздух и искать, за что бы ухватиться и не упасть. Она попятилась к стене, но не дошла и навзничь упала на кучу соломы.
Когда она пришла в себя, то увидела рядом со служанкой врача, который подносил к ее носу ватный тампон, ужасно воняющий чем-то.
Скарлетт поморщилась и отвернула лицо. Врач убрал тампон и сказал:
— Ну, как мы себя чувствуем?
— Я была в обмороке? — спросила Скарлетт.
— Да, дорогая. В вашем возрасте уже надо беречься от всяких потрясений.
Врач просидел возле Скарлетт до самого вечера, а когда ушел, она подозвала служанку.
— Собирай мои вещи. Как только встану на ноги, мы отправляемся в дорогу.
— В дорогу? — ахнула служанка. — Куда, мэм?
— В Нью-Йорк.
— Боже мой, такая даль, мэм! Может быть, не стоит… И врач говорит…
— Нет, стоит. Обязательно. Видишь, против нас начали войну.
— Если вы имеете в виду Инди, то я думаю, что это какие-то гадкие мальчишки.
— Ты сама-то в это веришь? — спросила Скарлетт.
Служанка опустила голову. Она тоже прекрасно понимала, что никто из окрестных мальчишек никогда бы не посмел убить Инди. Ведь у каждого из них был щенок от этой собаки.
— Нет, милая, это началась война. И мы отправляемся в поход, — сказала Скарлетт.
А с ней спорить было бесполезно.
У Джона была надежда, что они все-таки сумеют догнать Найта. Он подгонял возчиков, злился на них, когда они требовали отдыха. Сам он словно не чувствовал усталости. Он готов был ехать днем и ночью. Впрочем, глагол «ехать» мало подходит к путешествию на собаках. Большую часть пути приходится бежать рядом с санями или даже толкать их. Все это выматывало и крепкого, привыкшего к таким путешествиям мужчину, а Джон даже не замечал трудностей.
«Что за блажь нашла на меня? — ругал он себя всю дорогу. — С чего это я решил бросить Найта одного? Неужели я и в самом деле думал только о будущих статьях? Нет, я положительно сошел с ума! Я негодяй и предатель!»
В дороге Цезарь снова простудился. Джон предлагал мальчишке остаться на одной из стоянок, но тот так запротестовал, что пришлось отказаться от этой мысли. Эскимосы-возчики растирали Цезаря каким-то жиром, давали ему питье, но для выздоровления требовалось дня три-четыре. Этого времени у Джона не было. Он стремился к одному — исправить собственную ошибку.