Сын Сарбая

Наевшись вкусного хлеба, Дардаке поднялся, отряхнулся и с важным видом, будто собравшийся в бой предводитель батыров, четким шагом двинулся к накиданной им снежной гряде. Протянув руку и повелительным жестом указывая на что-то, он произнес:

— Эй ты, Сарбай в своем тулупе, не сиди, как пестик в ступе. Стой, как зоркий часовой, твоя армия с тобой! Помни, если нападут… — Он хотел продолжать рифмованными стихами, но смешался и стал говорить прозой: — Ты командир курчавого войска, твоя обязанность следить за ним, не пропускать его через северную границу! На южной границе — вот ты сейчас увидишь чудо — я поставлю особого и грозного стража, каких еще не было в Поднебесных горах.

Дардаке промаршировал к южному склону пастбища и принялся за какую-то таинственную работу. Он что-то копал, катал, лепил… Сарбай смотрел, смотрел, но ничего не понял. Скоро ему надоело, он продрог и пошел сгонять овец, забредших слишком далеко. Подняв ворот тулупа, старик медленно ходил, стараясь поворачивать спину к солнечным лучам. Солнце грело уже ощутительно, вызывая дремотную слабость во всем теле, а в душе — озабоченность.

«Э, ладно, — успокаивал себя Сарбай. — Будь что будет. Хуже всего, что председатель нас тут совсем забыл. Если начнется джут, без помощи нам не обойтись. Проклятый Мамбеткул — скормил овцам чуть ли не все заготовленное сено! Есть же такие безответственные люди! Если так любит водку, пусть бы губил себя, свою семью, но какое он право имеет уничтожать достояние народа, то, чем живут сотни и тысячи! Этот вот глупый черный козел — в нем больше рассудительности, чем в некоторых людях».

Сарбай долго вглядывался в дальние горы, пытаясь по форме плывущих у вершин облаков определить, какие их несут ветры, чего ждать в ближайшие дни — тепла или мороза. Он уже твердо решил, что этой ночью они к кошаре не вернутся. Так хороши здесь травы и так хорошо пасутся овцы, что отрывать их — гнать, а потом возвращать — значит потерять многое. Да, хорошо пасутся, спокойно, неторопливо. Как-никак и эти ничтожные создания способны оценить и взглядом измерить величину пастбища. Хватит надолго — можно не жадничать, не хватать, а понемногу, спокойно насыщаться.

«А Дардаке все возится и возится со снегом. Что задумал озорник? Наверно, скучно ему тут. Надо ж так — и ростом и силой он уже мужчина, а в душе все еще дитя… С малолетства привык к труду, потому-то, наверно, даже играя, что-нибудь лепит, копает. Э, светик мой, как говорится, забава медведя — каменная запруда. Не стану тебе мешать. Только такие, как я, те, которым перевалило за полсотни, сидят спокойно или медленно ходят. А в тебе норов необъезженного скакуна. Если вспомнить, так и я в твоем возрасте минуты не мог устоять на месте».

— Папа! — крикнул Дардаке и перешел на торжественный тон: — Слушай ты, стоящий в дозоре на северной границе, Сарбай Бекбоев! Повернись сюда! Приветствует тебя дозорный южной границы дед-мороз Белов.

Сарбай, хоть и рассмеялся, услышав повелительный голос сына, пройдя тридцать шагов, увидел что-то такое, что поразило его. Ну и ну! Перед ним возвышалась не простая снежная баба, какие лепит детвора, а что-то похожее на силосную башню, с глазами, широким ртом и ковыльными усищами. Страхолюдина, от которой хотелось бежать. Вместо глаз Дардаке воткнул голыши, рот прорезал лопатой и насовал в него красной глины — не поленился слазить за ней на гору. Приглядевшись, Сарбай увидел, что у снежной глыбы есть и руки, очерчены и ноги…

Дардаке с ревностным вниманием следил за тем, какое впечатление произвел на отца. Он готов был и радостно рассмеяться, и начать оправдываться.

Сарбай покачал головой:

— Если бы наши овцы были хорошо упитанными, ей-богу, при виде этого страшилища удирали бы вовсю. Смотри-ка, смотри — у них и сейчас испуганные глаза.

Дардаке, вспомнив школьные забавы, соорудил эту снежную бабу вроде бы так, для развлечения. Но была у него надежда, что этот хоть и неживой пастух поможет им стеречь стадо. Ведь отпугивают чучелами птиц с ячменного поля, так почему же нельзя овец удержать в определенных границах, поставив таких вот снежных чабанов?

— Попробуй, папа, погони их в эту сторону. Вот увидишь, не пойдут… Ур-ра, не идут! — Он захлопал в ладоши. — Мой снежный человек годится в караульщики!

Глядя на сына, и Сарбай радовался. Даже ему, старому, захотелось что-нибудь придумать…

— Э, а что ж ты ружье не дал своему солдату? Ну-ка, сунь ему в руки лопату — тебе она пока не нужна. Вот и солнце садится — пусть до утра с винтовкой на плече оберегает и нас, и стадо!

Дардаке заулыбался без слов. В ночном карауле теперь их будет трое. И хотя снежный человек не сдвинется с места, в темноте он будет казаться еще более страшным.