Сын тумана

– Он сказал: если что, положить узелок на ладонь, развязать и сдуть, внятно выговорить его имя, думая о беде и о помощи, – шепнула Зоэ. – Он хоть и не родной, и до Ноттэ ему – ну, сами знаете… Не особо он людей любит. Но ведь если что, все ж явится. Он равнодушный на вид, но вообще надежный… Вот.

– Людей «особо» любить не за что, – назидательно сообщила королева. Обняла за плечи и шепнула в ухо: – И как тебе пёс моего мужа? Неужели всерьез нравится? На морду он, конечно, не особо хорош, зато… гм… жилист. Ведь вот кобель, до чего ловок: ни одна девица на него не показала, а уж сколько он перепортил их…

– Что? – Зоэ ощутила, как жар течет по щекам все выше, заполняя изнутри всю её, целиком.

– Куколка, порядочная девица должна сперва завести себе законного пса… То есть мужа, это полезно для её доброго имени. Обелив же честь, многие считают возможным плясать с чужими кобелями, – получая удовольствие от смущения Зоэ, королева продолжила увещевания, щурясь и пряча насмешку. – Так что иди и помни: или ты умнеешь, или обитель – твой пожизненный склеп. Иначе сам маджестик не избавит тебя от клейма и участи злокозненной еретички, а то и чернокнижницы.

Зоэ на мгновение прижалась лбом к плечу королевы, пряча улыбку и ощущая, как расцветает в душе теплая радость. Её не прогнали, её не обидели. Всего-то спасают от собственной же неосознанной глупости.

– Бэль, я буду скучать.

– Какая же ты глупая, – тихонько рассмеялась королева. – Вон с глаз, не то я опять потребую танец, и все пойдет вкривь. Да: встретишь Кортэ, скажи упрямцу без окольностей, что желаю видеть и готова заплатить золотом. Поняла?

– Да.

Зоэ вздохнула и пошла собираться в путь, думая о Кортэ, покинувшем город еще до рассвета. Вот уж кто свободен и счастлив! Ему и королева – не указ…

Глава 2. Грехи наши тяжкие

Первым, как обычно, во двор выбрался брат Паоло, в насмешку именуемый иногда «патор»: принятое им при вступлении в обитель имя совпадало с именем прежнего высочайшего служителя, да и повадка… Такому дай власть – горы свернет, не думая о том, зачем и кем оные горы установлены на свое законное место. Впрочем, поддразнивать сэрвэда сделалось неинтересно с тех недавних пор, как гранд Факундо стал новым патором, а прежний отправился далеко, жить в уединении и молитве.

Спящая обитель была тиха и наполнена покоем. Однако же Паоло долго глядел во двор из-за полуприкрытой створки двери, едва решаясь дышать. Утро пока что далеко, за горами. Там оно заготовило свежий чехол подушки и набивало её пухом облаков, бледно-розовых, мелких, проступающих одно за одним на темном ночном небе.

Сэрвэд сопел, то прикусывая губу от усердия, то вжимая голову в плечи, то изгибаясь тощим кривоплечим туловищем, чтобы, не высовывая и носа на двор, осмотреть весь каменный его квадрат. Временами Паоло затаивал дыхание, прислушивался, опасливо щурился, сутулился и почесывал затылок. Двор выглядел на редкость спокойно. Ни огонька – ни шороха.

Сэрвэд осмелел, юркнул вперед… босиком, стараясь не шлепать ногами, он прокрался к узкой щели оконца угловой кельи у стыка северной и западной стен. Постоял, моргая, заранее растёр еще не ушибленный затылок… накопил-таки мужество для исполнения задуманного, решился, сотворил знак стены, оберегая себя от бед – и заглянул в ехидно прищуренную щель полуподвала. И… ничего не произошло!

Пусто? Неужели в келье – пусто? Свыкнувшись с невероятной новостью, Паоло смело и шумно прокашлялся – и прошествовал в главный зал, на молитву. Кашель послужил сигналом: во двор, гомоня и недоверчиво улыбаясь, высыпали обладатели багряных ряс служителей и серых с бурой каймой – сэрвэдов. Людей становилось все больше, слух о пустующей келье гудел, будил самых ленивых надежнее набатного колокола. Настоятель последним соизволил важно выступить на балкон и осенил братьев знаком закладки камня.

– Похвально усердие в вере, все на ногах еще до рассвета, – сообщил он темному квадрату двора, шуршащему голосами. – Наш добрый брат Кортэ отбыл на закате, он внезапно вспыхнул молитвенным рвением и возжелал прикоснуться к святым камням, свершить уединенную молитву вдали от столичной суеты…

– Да сбудется, – хором прогудел двор.

– Обратно-то когда ждать костолома? – в тишине, наступившей на общем выдохе, одинокий шепот оказался слышен всем.

– Скоро, – обнадежил настоятель и солгал, мысленно испросив прощения у высших сил, наверняка поощряющих трудолюбие и смирение: – Если дорога не окажется тяжела, может, уже к ночи.