– Кипеть тебе на том свете в масле, неисправимый еретик. Ро-одинка, – с долей насмешки протянул Ноттэ и толкнул служителя в бок. – Не будь дураком, грехов тебе уже не отмолить, так поживи с толком здесь. Красивых надо охранять рапирой и кинжалом от посторонних злодеев, а ты пока что влез в рясу и намерен исповедовать этих самых злодеев, не мешая им совершить худшее и уродовать девочке жизнь.
– То есть вылечишь, – кивнул упрямец, расслышав лишь то, что полагал важным.
Толкнул дверь и первым вошел в спальню, ободряюще улыбнулся старой цыганке и как-то очень по свойски кивнул. Женщина села прямее, глянула на нэрриха, поджала губы.
– Что бы ты ни затеял, мне нет дела до пользы или вреда всем людям. Вылечи дочь, и я помогу в любом деле. Я проклинать умею, яды знаю, гадать могу, и привороты разные…
– Королева оценила бы эту речь, – заверил Ноттэ. – Увы, я не обзавелся двором, достойным проклинания, родни у меня нет, травить решительно некого, тем более после того, как отравили Оллэ. Но привороты – это мысль.
Ноттэ покосился на служителя, изменившегося в лице. Сел на край кровати, погладил горячий лоб девушки, стирая бисер пота. Провел кончиками пальцев по щекам плясуньи, пылающим болезненным румянцем, тронул веки. Прощупал пульс на бессильной руке. Нагнулся к самому лицу, выдохнул «живи» в самые губы. Еще немного посидел, вглядываясь в черты и пробуя заметить хоть самое малое сходство с хохотушкой-южанкой, рожденной в смешанной семье и бежавшей из дома. Та девушка не желала принимать веру эмирата и равно не стремилась к мученическому уделу ретивой сторонницы Башни. Прошлое давно сгинуло, стоит ли ворошить старую историю пирата благородных кровей, одержимого жадностью и похотью, его наивного брата и заигравшейся девчонки, так и не решившей, деньги ей важны, титул доньи или все же душевное родство?
– Нам следует покинуть город немедленно и тайно, – распорядился Ноттэ. – Девочку берем с собой. Очнется к нужному сроку – спрошу с неё за лечение, как и с вас. Нам понадобятся хорошие кони, времени нет.
– Гожо выведет нас, – молвила старуха. – В лошадях он тоже понимает, укажет, где искать нужных.
Сборы в путь ограничились временем, необходимым на проверку оружия. Кортэ выглядел мрачнее прежнего, едва слышно бормотал: из всех диких сборищ сброда это самое нелепое, и, будь он в уме, бежал бы без оглядки. Но не бежит, значит, одурел и поддался влиянию, хотя зачем нэрриха лезть в дела людей? Ну, зачем?.. Доводы повторялись, жалобы и сомнения множились, что не мешало рыжему идти вторым, сразу за проводником, и бережно нести укутанную в шерстяную шаль девушку. Следом двигался Энрике-Хулио, буравил взглядом спину Кортэ, молчал и не отставал ни на шаг. Временами Ноттэ, замыкающему группу, хотелось забежать вперед и заглянуть в лицо горе-фанатика, чтобы в точности оценить размеры пожара, сжигающего его изнутри. Что есть теперь вера и что – ересь? Можно ли покидать особняк, не сообщив ничего гранду и значит, предав его? Выживет ли девушка, сочтенная похожей на иную, давно покойную? И наконец: почему её несет нэрриха и как унять ничем не обоснованную ревность, возникшую невесть откуда и не поддающуюся усмирению…
Гожо знал тайны крепости куда лучше, чем любые иные жители города. Уверенно вывел к погребу, открыл лаз и показал с немалой гордостью низкую галерею, затхлую, похожую старинной каменной кладкой на вывернутую змеиную шкуру. Цыган зажег фонарь и первым сунулся в пасть вечной ночи, угнездившейся под стеной внутреннего города. Следом поползли остальные, на ощупь протискиваясь сквозь тьму и страх. Ноттэ закрыл вход в лаз – и проделал путь последним, обдумывая: как давно вырыт тоннель? Наверняка он существует со времен постройки замка южанами, столь давней, что секрет неведом даже для нынешних нэрриха.
Отдышавшись, беглецы покинули подвал, чтобы снова красться по пустым, будто вымершим, улочкам внешнего города, искать и одолевать лаз в очередной стене. Ноттэ ожидал, что старуху придется нести или вести, но женщина не выказывала признаков утомления, уверенно следовала за Энрике, иногда норовя выглянуть из-за его спины и убедиться: дочь несут бережно. Больше всего сложностей доставлял Хосе, он спотыкался в темноте, то и дело отвлекался, недоумевал: как же так, он верил, что знает город, но – ошибался, всё кругом ново и таинственно. Ноттэ снова и снова подхватывал юношу под локти, направлял, чуть подталкивал в спину, но не ругал. Зачем? Приятно хотя бы так, следуя за гвардейцем, видеть мир его глазами и понимать: тайна делает волшебными даже гнилые окраины, а кучи мусора в пасмурную ночь для кого-то – едва ли не страна чудес.
Себя Ноттэ слегка поругивал за неосмотрительность в выборе спутников, признавая одновременно и отсутствие выбора, как такового: Кортэ пошел сам, гвардеец увязался с ним, без Гожо не миновать город скрытно, старуха нужна для дела, как и служитель. Наконец, можно ли сохранить тайну бегства хотя бы до утра, оставив в особняке свидетелей?