Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина

Афиняне разъезжались и расходились по своим улицам, по своим домам, которые перестали быть домами. С печальным сердцем подъехала Архиппа и к тем развалинам, которые так недавно были ее домом. Черепичная крыша провалилась внутрь здания, стояла только одна задымленная стена. Двери лежали на земле, но на них по-прежнему висел замок. Это развеселило Архиппу.

– Дети, смотрите, наш дом стоит на запоре!

Мальчик прыгал по лежащим дверям и звонко смеялся. Но старшие дети, дочери и сыновья, молча смотрели на свой разрушенный дом.

– Мама, где же мы будем жить?

Снова тот же вопрос: где жить?

Фемистокл вместе с Сикинном и слугами расчищали пожарище. Увидев, в каком смущении стоят его дети, он засмеялся:

– Вот как! Вернулись домой, в свой родной город, и горюют! Беритесь-ка за работу. Как это – нет у нас дома? Видите, одна стена стоит. Пристроим еще три, вот и будет у нас дом. А пока поживем в палатках. Как на войне.

И сразу все ожили. Фемистокл был так счастлив: семья его не погибла, и город его не погиб, и снова они на родной земле, – что его настроение передалось всем. Сыновья тотчас бросились помогать ему, Архиппа принялась налаживать очаг, на котором можно сварить обед, дочери стали развязывать узлы, встряхивать и проветривать одеяла, покрывала, плащи…

Архиппа, велев служанке смотреть за очагом, вышла оглядеться. Отсюда, с их гористой улицы района Мелиты, ей было далеко видно. Афины снова шумели, народ копошился на своих участках. Среди пожарищ и развалин домов снова повсюду слышались голоса: где-то пели, где-то смеялись или громко переговаривались. А кто-то плакал в голос и упрекал богов: война не проходит без горя и без тяжелых утрат…

– О Афина! – вздохнула Архиппа. – Защити нас, защити наших детей!.. И не покидай больше своего города!

Архиппа была убеждена, что богиня вернулась в афинский Акрополь, ведь и она на чужбине не имеет ни силы, ни власти, чтобы помочь своему народу.

Город восставал из пепла. С каждым днем все приходило в порядок: поднимались дома, расчищались улицы, начинали журчать и плескаться фонтаны на площади и во дворах. Вскоре в Керамике задымились печи горшечников, там и сям вставали расписные портики. И мало-помалу устраивались храмы Акрополя. Но это было труднее – у афинян еще не было ни денег, ни сил.

Фемистокл был в плену государственных забот и планов. Восстановить стену вокруг Афин. Оградить стеной Пирей и перевести сюда из Фалер стоянку флота – здесь, в Пирее, три удобные гавани…

За Пирей ему много пришлось бороться. Он убеждал афинян, убеждал архонтов, как Афинам нужен и выгоден Пирей. И главным его противником, как всегда, был Аристид. Это была борьба двух партий: демократии, к которой принадлежал Фемистокл, и аристократии, к которой принадлежал Аристид. Землевладельцы во главе с Аристидом по-прежнему стояли на том, что не годится уводить афинян к морю.

– Фемистокл хочет, чтобы наш город был приспособлен к морю, – говорили сторонники аристократии, – но это неправильно. Вспомните спор нашей богини Афины с Посейдоном. Афина принесла народу оливу – и победила. Она хотела, чтобы афиняне занимались земледелием. Зачем же отрывать нас от земли и бросать на море вопреки ее воле?

– Не так толкуете этот спор, – возражали сторонники демократии и Фемистокла. – Посейдон – конник, покровитель коневодства, а значит – аристократии. А богиня Афина – богиня крестьян и ремесленников, она встала на сторону простого народа. Так и власть в Афинах должна принадлежать простому народу, демосу. И не только крестьянам и ремесленникам, но и матросам, келевстам – начальникам гребцов, рулевым. И как победила Афина Посейдона, так победит теперь аристократию демос!

Фемистокл добился-таки, чтобы стена у Пирея была построена. Руководить постройкой стены поручили ему и Аристиду. И, как всегда бранясь и ни в чем не соглашаясь между собой, они вместе строили стену.

– Все-таки ты делаешь, Аристид, то, что задумал я, – говорил Фемистокл. – Я решаю, а ты выполняешь.

– Я выполняю то, что мне поручено, – сдержанно отвечал Аристид, – хотя вовсе не согласен с этим делом. Ты нарушаешь старые обычаи, заветы наших древних царей. Они приучали афинян жить земледелием, а ты толкаешь их к морю. Ты поплатишься за это, боги не прощают тех, кто нарушает течение дел, положенных исстари.

– Ну что ж! – Фемистокл смеялся. – Я поплачусь. Но народ наш станет самой сильной морской державой. Этого-то и боится Спарта, которой ты так привержен.

– Да, я дорожу этой дружбой. Смотри, Фемистокл, не пожалеть бы тебе, что ты эту дружбу потерял!

– Да. Дружбу Спарты я потерял. Но потерял ее не ради своей личной выгоды, а ради славы и силы Афин.

– Ты отнял у Афин сильного союзника, какой была Спарта.

– Союзник ли это, если он стремится диктовать свою волю нашему государству? Вряд ли! Подумай об этом. И если ты Справедливый, так будь справедлив.

Аристид умолкал первым. Пожав плечами, он с кротким видом отходил прочь. Однако Фемистокла этот кроткий вид не мог обмануть. За этой благородной внешностью, тихим голосом и кажущейся уступчивостью таилась железная воля.