Сыновья

– Вот из этого кирпича Потанин себе печь в избе смастерил, из тёса полати сварганил. А жаль! Такое большое дело затеял твой дед лет пятьдесят назад. Здесь такой рудник начинал жить. Уголь жгли, медь плавили, руду из горы доставали. В Дудинском на пароход медь грузили. Барак был жилой, баня, столовая. Ничего не осталось, кроме остовов. Сколько сил мы сюда вложили. Уходили отсюда – плакали. Ты теперь, Сашок, учёным будешь, так доведи начатое дедом до конца. Ты остался один, кто может это сделать. Кипа – не наш человек. Он не тундровик. А ты, чувствуется, малый настырный и отважный, да и дока в горном деле.

Александр стоял у руин плавильной печи, сняв башлык, будто у могилы похороненной мечты деда. Стоял и думал, хватит ли его жизни, чтобы и медную руду, и минеральное топливо поставить на службу России. Кто скажет, сколько ему отмерено дней и ночей на этой земле? И мысленно отвечал: «Никто не ведает, но знаю, надо спешить жить. Чтобы успеть, хоть часть сделать из задуманного».

Он поднял лежащий на лопнувшем кирпиче кусок черновой меди:

– Возьму, как память о деде! Нащелкаю по носу учёным мужам. Докажу, что мой малограмотный дед полвека назад уже плавил здесь руду! – погрозил он кому-то вдаль. – Может, добьюсь сюда экспедиции.

У старика выкатилась слеза и медленно опустилась по морщинистой щеке:

– В этом куске меди часть моей жизни. Тогда я был чуть моложе тебя. Столько лет пролетело ружейным выстрелом! Я сделал вывод, в жизни самое ценное – не богатство, а время. Его мне всегда не хватало, хотя я многое в жизни успел в сравнении со своими сородичами-юраками. Как говорил мой друг, шкипер Гаврила, если сможешь оседлать время – добьёшься своих целей, не сможешь – жизнь потратишь впустую.

– Дед Гаврила умер три года назад прямо на берегу Енисея. Сидел на скамейке, рекой любовался. С такой любовью и ушёл из жизни. Речные пароходы гудками провожали шкипера в последний путь. Любили его речники за справедливость. Ни перед кем не склонял головы: ни перед городским головой, ни перед полицмейстером. Гордый, говорят, был и дока в житейских делах, – глядя на слезящиеся глаза Михаила Николаевича, сказал Александр и добавил: – Наверное, ваше поколение было не мудрее нас, но одержимей.

– Не знаю, Александр! Я всю жизнь служил делу Сотниковых. Служил верой и правдой. И не деньги командовали мной. Мне было интересно им помогать. Именно твой дед Киприян зажёг во мне, в неграмотном юраке, эту одержимость стать лучше, ощутить себя человеком, а не первобытным дикарём. Русские обучили меня грамоте, языку. Благодаря им я понял: мир гораздо больше, чем низовье. Затем я крестился, научился работать топором, выжигать древесный уголь, добывать и плавить медную руду. Управляющий Степан Буторин, Царство ему небесное, говорил: «Вникай во всё, Михаил! Мы строим рудник, а работать на нём будете вы, инородцы, ваши дети и внуки». Я уже, сынок, стар! Но ты, Александр, останешься жить, и я прошу тебя зажечь снова в Норильских горах большой костёр медеплавильных печей, чтобы теплом и светом спасти нашу стынь – тундру!

– Я за тем сюда и пришёл. И если жизнь позволит, я выполню ваш наказ, – пообещал Александр.

Старик Пальчин, по-русски низко, поклонился на четыре стороны и сказал:

– Прощай, Медвежий Камень, прощай гора Рудная, прощай Угольный ручей. Я больше никогда не увижу вас. Но я со своими товарищами открыл вашу тайну и поведал её людям.

Молчали горы, казалось, остановили бег горные ручьи, застыли шепчущиеся лиственницы и сосны, будто слушали старого юрака. И лишь Угольный ручей шелестел между увалов, играя бликами августовского солнца, повисшего над безымянной горой, и будто от имени всех говорил: «Прощай, старый юрак!»

*

На железнодорожной станции Александра встречали брат и сестра Фильберты. Сотников взахлёб рассказывал о своей экспедиции, о собранных минералах и ценных дневниковых записях.

– Я даже кусок черновой меди привёз, которую выплавил мой дед. Так что лето прошло не зря. Теперь займусь обработкой материалов! – сказал, глядя на грустную Шарлоту. – А ты, Лотта, почему грустная? Будто не рада моему возвращению!

– Рада, Сашок! Я соскучилась по тебе, а ты позволяешь себе даже опаздывать на занятия в институт, – сказала девушка. – Я подумала, ты уже горный факультет оставил из-за этих горных пород.

– Нет, Лотточка, я только начинаю становиться настоящим горным инженером. Я сделал вывод, настоящий спец рождается не за учебным столом в аудитории, а в геологических, разведочных экспедициях. Там надо познавать тайны матери-Земли. Туда надо направлять серьёзную научную экспедицию для полновесной разведки месторождения. Мы с твоим братом готовы возглавить экспедицию уже на следующий полевой сезон. Только деньги для этого нужны!

– Дружище, не маши крыльями в пустоте! Не взлетишь! – сказал Александр Фильберт. – Мы, вероятно, в этом году загремим в армию по студенческому призыву. Наш курс не оставят в покое.