Сыновья

Подобны уродливой, бесформенной массеВ трубке стеклодуваМы, и из нас не знает никто,Чем он станет.Выдох стеклодува делает из нас:Порою малое, игрушечно милое,Порою приятное взгляду, порою отвратное,Порою большое и емкое, удобное к употреблению,Порою же грубое и неуклюжее.Так созидается наша судьба,Мир чисел и дат вокруг нас.

Но не всегда стеклодувуФорма бываетПокорна. Часто массаВыдувается так, что онаЛопается, обжигая лицо стеклодува.Значит, есть границаУ мира чисел и дат,Над ними естьНеисследимое – великий разум,Имя которому: Ягве.Высокий пример, когда внезапноИз песка, из неприглядной смеси,

Расчисленный, но никогдаНе подчиненный расчету,Взблеснет многоцветный великий блеск,Радуя мастера и каждого зрителя.Но чем же был преждеВеликий блеск?Крупинкой песка, ничтожнойЧастичкой массы, тупой, неприглядной.Собой не гордись потому,Все блестящее. Помни о том,Чем ты было, – крупицей песка

И больше ничем, и никтоПредвидеть не мог того блеска, которыйИз нее возблистал, и никто не предвиделИз нее воссиявшую милость.И потому, во-вторых, пусть ни одна из песчинокНа теряет надежды. Именно ей,Может быть, сужденоКогда-нибудь проблистать.И потому, в-третьих, гордым не будь,Мастер. Он дует и дует вновьВ сырую массу через трубку.По зависит не от него,

Удастся ли форма ему:У одного – отчего, он не знает – испорченоПузырями стекло, и напрасенБыл его груд. Но для другогоСветится – отчего, он не знает – милость; круглитсяПрекрасно, как и хотел он, шар,И стекло у него благородноМерцает и светится изнутри.

В конце августа Иосиф уехал на несколько дней в Кампанью, чтобы спастись от невыносимой городской жары, но в это время его известили, что постройка синагоги его имени значительно подвинулась и что туда можно перенести вывезенные из Иерусалима свитки торы.

Иосиф вернулся в Рим. Вместе с доктором Лицинием осмотрел молельню. Высокий белый четырехугольник здания гармонировал с окружающими домами и все же производил странное впечатление; дома вокруг него теснились друг к другу, ибо земля здесь была очень дорога, а здание строящейся синагоги гордо стояло среди пустого пространства, наискосок от улицы, ибо оно было так повернуто, чтобы молящиеся стояли лицом к востоку, к Иерусалиму.

Архитектор Зенон водил гостей. Подземный сводчатый зал, у восточной стены которого стоял большой шкаф, предназначенный для семидесяти свитков, был прохладен, сквозь многочисленные люки падал свет, подвал казался спокойным и в то же время полным тайны.