Сыны Амарида

— Мы сдадим посохи и отправимся под стражу согласно твоему приказу, Магистр Ньялль, — начал он, и его голос смело зазвенел над улицей. — Но выслушай меня! — Он словно стал выше ростом. — Все, кто видит, что мы мирно отдаем себя в руки правосудия, должны знать: это ни в коем случае не свидетельствует о нашей виновности. Мы отдаем цериллы, потому что уважаем законы Ордена и страны и потому что уверены, что справедливый суд нас оправдает. Мы знаем, кто совершил преступления, в которых нас обвиняют, и, прежде чем окончится процесс, виновные будут наказаны. — Баден умолк, но продолжал смотреть на толпу. Потом он дал знак Оррису и Транну выйти вперед и отдать посохи Ньяллю. Толпа безмолвствовала.

Оррис, конечно, знал, что не совершил ничего дурного. Тем не менее, подходя к Ньяллю и отдавая посох, он чувствовал, как каждая из тысяч пар глаз впивается в его кожу раскаленным железом и выжигает слова: предатель, мясник. В толпе были маги, мужчины и женщины, его коллеги. И он хотел закричать, обращаясь к ним, объявить о своей невиновности и сообщить, кто действительно совершил все эти ужасные вещи. Но он молчал, сам не зная, как находит в себе силы для этого, и не сводил глаз с лица Ньялля. Старик не смог глядеть ему в глаза.

Это кончилось довольно быстро, и три мага отошли назад, а Ньялль поднял их посохи, показывая народу. Оррис ожидал криков ликования или какой-либо другой формы одобрения, но услышал лишь слабый ропот и бесстрастное журчание реки. Два офицера увели коней магов, обещав о них позаботиться.

— Хорошо, Ньялль, — тихо сказал Баден, — проводи-ка нас теперь в Великий Зал. Он ждет нас.

Седовласый маг, не говоря ни слова, повернулся и направился к великолепному зданию, где их ждал Сартол.

Людское море мирно расступилось, пропуская их. Многие глядели враждебно, другие были не так уверены в виновности арестантов. Оррис, по правде, почти не обращал на это внимания. Его больше беспокоили маги, которые смотрели, как на мосту разыгрывается драма. К его облегчению, многие из них пошли вперед, собираясь дойти до Палаты Собраний к тому моменту, как прибудут обвиняемые.

— Примерно этого я и ожидал, — заметил на ходу Баден. — Сартол уже чувствует себя уверенно, но он все еще стремится возбудить общественное негодование. Должно быть, чего-то он все же побаивается.

— Молчать! — приказал один из стражей.

Баден остановился и гневно на него взглянул.

— Мы свободные люди, которых еще не приговорили, — тихим угрожающим голосом сказал он. — Не вредно бы тебе это запомнить. — Рядом со здоровяком он выглядел просто мальчишкой. — И еще заруби себе на носу, что даже без птицы и посоха я могу превратить тебя в факел одним мановением руки.

Охранник вздрогнул:

— Д-да, Магистр. Извини.

Баден повернулся и зашагал дальше.

— Заметили, — спросил он вкрадчиво, — какие дюжие нынче охранники?

Оррис и Транн расхохотались, и обиженный страж мрачно на них покосился, а Ньялль презрительно взглянул на него.

Через несколько минут они пришли в Великий Зал и без особой помпы поднялись по широкой мраморной лестнице к огромным дверям. Даже в создавшихся обстоятельствах Оррис не смог остаться равнодушным к великолепию здания. Как всегда, сверкающая статуя Первого Мага, голубая кровля с созвездием золотых медальонов (где-то на другой стороне — его собственный, его и Пордата), тонкая инкрустация на массивной двери заставили его вспомнить о первом путешествии в Амарид и первом визите в здание, где встречались маги и Магистры.

Воспоминание Орриса стало еще более отчетливым, когда он вошел вслед за Ньяллем в Палату Собраний и поднял глаза, чтобы увидеть портрет Ама-рида, обретающего Парне. Ньялль приказал арестантам остановиться, и Оррис неохотно оторвался от воспоминаний, возвращаясь к насущным проблемам. Большинство магов еще не вернулись — две трети стульев пустовали. Присутствовали преимущественно Магистры, которые остались в Амариде с Одинаном и Ньяллем. Баден этого и ожидал, хотя беспокоился меньше, чем Оррис. Будучи сам молодым, признанный лидер молодежи, готовый до последнего бороться с консерватизмом Ордена, Оррис боялся, что старики с удовольствием учинят над ним расправу. Тем не менее он понимал, что оттягивать процесс нельзя — Магистры подготовятся и продиктуют свою стратегию, и он с союзниками ничего не узнает о плане Сартола. Не слишком приятная перспектива.

Отбросив сомнения, Оррис оглядел зал, отыскивая что-нибудь, что могло бы свидетельствовать о намерениях Сартола. Он не знал толком, что ищет какую-то перемену в убранстве или в самом Сартоле.

С дальнего конца стола посохи Джессамин и Передура лежали на подлокотниках их кресел, а ближе к Оррису стояли корзины Элайны и Джарида, в которые некогда были собраны перья для молодых магов.

"Траур по погибшим — или якобы погибшим — во время путешествия в Рощу Терона", — со странным безразличием подумал Оррис. Тут же он заметил, что его собственный стул и стулья Транна и Бадена отодвинуты от стола и поставлены в ряд перед тем местом, где стоял Ньялль.