Сыны Всевышнего (СИ)

– Ром, – нерешительно позвал в темноту Кирилл, осторожно ступая в комнату. – Вот все эти тетрадки. Держи – они твои.

– Возьми себе, – хрипло отозвался Роман, и Бергер чуть не подпрыгнул – тот, оказывается, сидел на стуле у двери, прямо за его спиной.

– Что?

– Я хочу, чтобы ты оставил их у себя.

– Хорошо, – после короткого раздумья согласился Кирилл. Наощупь открыл комод и запихнул свою ношу в самый дальний угол ящика. – Не сердись, Ром, – он присел перед стулом на корточки и взял Романа за руку. – Тебя не должно это трогать. Это прошлое – понимаешь? Не вспоминай больше. Думай о том, что нужно делать сейчас.

– Я бы рад. Не забывается, – отрывисто ответил Роман. В темноте его бледное лицо с хищным носом напоминало полотна Гойи.

– Вот с тобой так всегда, – вздохнул Бергер, ласково поглаживая романову руку. – Ты слишком… страстный. Любому занятию отдаёшься без остатка. То с проводником этим носился – наверное, даже на Луну бы полетел, если бы для этой железяки понадобилось. Теперь вот за мою бренную тушку взялся – меня скоро на выставке можно будет показывать в номинации «Самый воспитанный, ухоженный, и окружённый заботой мальчик в мире».

Их искреннее веселье было прервано тихим стуком в дверь.

– Входите уже, Викентий Сигизмундович, – сухо откликнулся Роман.

– Сумерничаете? – хмыкнул Радзинский. – Не стану вам мешать. Я просто тебе, Ромашка, шепнуть хочу – насчёт Карсавина – ваш он. Из вашей связки. Так что – принимай, как говорится, подопечного. Ты Панарина на досуге расспроси – он после того случая с Рудневым все связи отлично видит. – По тому, как Роман встрепенулся, видно было, что он заинтересован. – А психанул ты зря. – Радзинский уверенно положил свою тяжёлую ладонь на голову Романа. – Панарин тебя ещё долго изводить будет – он за те двадцать лет, что с Рудневым знаком, успел возненавидеть тебя от всей души. Никак не хочет понять, что ты не злой и коварный маг, а ребёнок, которому, для начала, ещё школу закончить надо. А ты у нас хороший такой мальчик, – ладонь Радзинского медленно скользила по романовым волосам, от чего веки Романа тяжелели, а глаза сами собой закрывались. – Хороший мальчик. Умненький. Способный. Добрый.

Кирилл, широко распахнув глаза, выразительно кашлянул и хотел уже вмешаться, но Викентий Сигизмундович строго приложил палец к губам. Прислонив голову Романа к своему животу, он энергичными жестами принялся выпутывать из романовых волос растрёпанные и жёваные какие-то нити, свалявшиеся неопрятными комками. Потом, действуя пальцами, как расчёской, Радзинский привёл его причёску в порядок, оставляя при этом в тёмных волосах нежно мерцающие нити исключительно светлых пастельных тонов.

– Ты у нас молодец, – подытожил Викентий Сигизмундович и одобрительно хлопнул Романа по плечу.

Тот медленно открыл глаза, выпрямился на стуле. Внимательно посмотрел сначала на Бергера, затем на Викентия Сигизмундовича…

– Ну и что Вы со мной сделали? – расслабленно поинтересовался он у Радзинского.

– Ничего плохого, – усмехнулся тот. – У меня гарант есть. Твоей безопасности. – Он ткнул пальцем в сторону Кирилла. – Он, знаешь, как ревностно твои интересы блюдёт? Как лев!

– Р-р-р, – подтвердил Бергер.

– Ну-ну. Только после Ваших манипуляций спать ужасно хочется, – хмыкнул Роман и широко зевнул.

– А ты приляг, – ласково посоветовал Радзинский и помог подростку подняться. Кирилл взял его под локоть с другой стороны.

– Надеюсь, этот Ваш художник не исчезнет, пока я тут овечек считаю? – Ноги у Романа заплетались, но при двусторонней поддержке он без приключений добрался до кровати.

– Ни в коем случае! – решительно заверил его Радзинский. – Я ему ускользнуть от нас не позволю – можешь быть уверен.

– Ну, тогда ладно… Спокойной ночи, – невнятно пробормотал Роман и мгновенно отключился, едва его голова коснулась подушки.

Радзинский осторожно снял с него обувь, взял из рук Кирилла плед.

– Спи, Ромашечка, – Викентий Сигизмундович нежно поцеловал Романа в лоб, подоткнул со всех сторон плед. – Спокойной ночи, ребёнок.

====== Глава 111. Тяготы диктаторских будней ======

– Что мы с ними со всеми делать-то будем? А, Руднев? – тоскливо спросил Роман, уткнувшись лбом в стекло, за которым Карсавин с Бергером лепили снеговика. Художник, вооружившись каким-то инструментом вроде шпателя, колдовал над снежным комом, который на глазах превращался в бородатого Деда Мороза с мешком за плечами.

– Банду из них сколотим. Так, Киса? Контору в новом формате реанимируем. Развернёмся!.. – Руднев потрепал по волосам сидящего у его ног Панарина, не отрывая взгляда от разложенных перед ним на кровати карт.

– Банду? – кисло улыбнулся Роман. – Да в банду даже ты с Евгением Алексеевичем уже не подашься!

– Ну почему же, Роман Аркадьич, – Руднев перевернул ещё ряд карт. – Смотря, чем эта банда будет заниматься…

– Благотворительностью, – блеснул белыми зубами Панарин.

– Точно! – благодушно согласился господин адвокат, удовлетворённо разглядывая получившийся расклад. И они с Женечкой покатились со смеху.