Сыны Всевышнего (СИ)

– Как же иначе, Зая? – захохотал Радзинский. – Ты же мне не чужой! – и он без церемоний сгрёб господина адвоката в охапку, в одну секунду растрепав его безупречную причёску.

– Знаю, – насмешливо прищурился Руднев, мягко отстраняясь и независимо встряхивая волосами. Потом отчего-то смутился и чуть не выронил свои бумаги. Возможно, потому, что теперь он действительно знал. А может быть, потому что вспомнил, как насквозь промочил накануне горючими слезами пиджак на груди Радзинского, оплакивая своё несчастливое детство. Ибо коварный Карабас невыносимо сочувственно гладил господина адвоката по голове и ласково шептал, какой Андрюша хороший мальчик и как бы он его – Андрюшу – баловал, если бы мог повернуть время вспять и стать в этом – невозможном – прошлом его настоящим отцом. Видение этой альтернативной реальности оказалась таким живым и ярким, что Андрей Константинович чуть не прокусил себе руку, в которую впился зубами, чтобы не разрыдаться совсем уж позорно. И ведь теперь нельзя было подлечить израненное самолюбие законным негодованием – мол, лживый манипулятор вывернул меня наизнанку из своих циничных соображений. Нет – любовь и сочувствие Радзинского были настолько горячими и при этом неоспоримо искренними – в этом сомневаться не приходилось – что едва не прожгли в сердце Руднева дырку.

– Вот и славно! – хмыкнул Викентий Сигизмундович. – А теперь… – сказал он, потирая руки, – Откладывайте свои ноты, я вас кормить буду!

– Нет-нет, – поспешно вскочил со своего места Бергер. – Я пойду…

– Стоять! – Радзинский ловко перехватил его на полпути к двери. – Сочельник, – понимающе покивал он, оттесняя его обратно к столу. – До первой звезды нельзя…

– Но ведь, правда, нельзя! День строгого поста, – слабо отбивался Кирилл.

– Кирюнечка, ты ведь уже причастился утром? Так? И тебе предстоит всю ночь обмирать от страха на клиросе под безжалостным взглядом самого строгого и взыскательного регента на свете…

– Я не для себя стараюсь, – поспешил уточнить господин адвокат.

– Никто не спорит, – отмахнулся Радзинский, снова отлавливая пытающегося скрыться Кирилла. – Ты просто обязан, Кира, как следует подкрепиться! Кроме того – ты совершаешь преступление по отношению к своему растущему организму, лишая его необходимого питания…

– Ничего я его не лишаю! А если Вы позовёте Шойфета, как сейчас подумали, я с Вами неделю разговаривать не буду!

– Зачем звать это чудовище? – с готовностью согласился Радзинский. – Я с тобой и без него справлюсь!

– Интересно, как? – с вызовом поинтересовался Бергер, испуганно косясь на деда.

– У меня есть секретное оружие. Voila! – он с видом фокусника взмахнул рукой в сторону двери, которая тут же открылась, впустив хмурого Николая Николаевича.

– Кто здесь мучает ребёнка? – строго спросил он, сверкнув стальным взором.

– Колюня, этот твой ребёнок отказывается обедать! – тут же пожаловался Викентий Сигизмундович. – Пост, говорит…

– Кира! – сдержанно ужаснулся Аверин. – От кого угодно я такого ожидал, только не от тебя! – Смерив осуждающим взглядом сбитого с толку Кирилла, он подошёл к столу и жестом велел мальчику сесть. – Соблюдать формальные требования церковного устава проще всего. – Он кивнул Радзинскому и тот с довольной усмешкой принялся накрывать на стол. – И, поскольку огромное количество людей на большее не способны, они настойчиво подменяют подлинное христианское делание внешним благочестием, которое не приносит им никакого результата, зато подкармливает их самомнение и поглощает почти всю их энергию, делая практически недосягаемыми для них реальные плоды духовной жизни. Достичь смирения, или прослыть постником – что бы ты выбрал?

– Смирение, конечно, – вздохнул Кирилл, уже отлично понимая, к чему клонит учитель.

– Ну, тогда смиряйся и ешь, – припечатал Аверин.

– Я знаю, что ты любишь рассольник, – нежнейшим бархатистым голосом пропел Радзинский, ставя перед Бергером тарелку. – Кушай, деточка. – Он ласково погладил Кирилла по голове. – И пирожок возьми.

– Спасибо, – обречённо проговорил Кирилл, мужественно берясь за ложку.

– Аплодирую, стоя, – усмехнулся Руднев, в свою очередь принимая из рук Радзинского тарелку.

– Приятного аппетита, господа, – вежливо улыбнулся между тем Николай Николаевич, вставая. Радзинский подозрительно сощурился, замерев с половником и третьей – пока ещё пустой – тарелкой в руках. – С вашего позволения я Вас покину – дела… – С этими словами Аверин взял из вазы красивое румяное яблоко и, предварительно послав Радзинскому страстный воздушный поцелуй, с вызывающим хрустом надкусил плод и быстро вышел из комнаты.

Бергер неприлично громко фыркнул в тарелку, а Андрей Константинович сдержанно прикусил губу и стрельнул любопытным взглядом в сторону Радзинского.

Тот, усмехаясь, задумчиво покачал головой, достал из кармана мобильник и набрал какое-то короткое сообщение. Неизвестно, что уж он там написал своему норовистому другу, но за стол Викентий Сигизмундович сел в отличном настроении.