Роман оглянулся на Бергера и подивился произошедшим с ним переменам. Кирилл выглядел на удивление… безжалостным. Детские черты его лица освещала улыбка, но глаза при этом были совершенно холодными и излучали такую сумасшедшую энергию, что его взгляд оставлял ощущение уверенного прикосновения.
– Ещё немного, и там впереди будет деревня, – успокоил его Кирилл.
– Когда ты успел снять ботинки? – Роман с удивлением уставился на босые запылённые ноги одноклассника. Сами ботинки, связанные шнурками, болтались у него на шее.
– В самом начале, – пожал плечами Бергер. – Жарко ведь…
Роман подумал, не стоит ли поступить также, но махнул рукой и не стал останавливаться из-за такого пустяка. Возможно, цель уже близко, и их путешествие закончится, едва начавшись. Он почему-то очень верил в это.
Вскоре, как и обещал Кирилл, впереди показалось крохотное селение – всего несколько домов. Они остановились под высоким деревом, которое поникшими от жары листьями нависало над узким каменным колодцем. Вдвоём они сняли с колодца тяжёлую крышку. Роман заглянул внутрь и содрогнулся: вода показалась ему тёмной, неподвижной – жуткая завораживающая бездна, которая тихо и ненавязчиво поманила его к себе. К счастью, в этот момент Бергер отстранил его и опустил вниз большой глиняный кувшин, привязанный тут же видавшей виды верёвкой к вбитому между камнями заржавленному кольцу.
– Майим, – задумчиво сказал Кирилл, поливая воду Роману на руки, чтобы он мог умыться.
– Что? – стряхивая капли, переспросил тот.
– Вода на иврите будет «майим».
Слово похожее на всплеск. И какой же у неё потрясающий вкус… При чём тут иврит? Почему Бергер заговорил об этом? Надо будет спросить. Не забыть…
Роман сел прямо на землю и прислонился к прохладным камням колодца спиной. Он закрыл глаза, чувствуя затылком шершавую поверхность каменной кладки. Древний камень. Какая тёмная и неподвижная у него сердцевина… Как там внутри спокойно… Чудесно, наверное, быть камнем. Лежать на берегу реки. Ничего не бояться, ни о чём не думать, ничего не хотеть. Просто чувствовать. Воспринимать. И хранить потом в себе. Бесконечно впитывать в себя ощущения. Беречь внутри себя эти крохотные сверкающие кристаллы. Вода лениво плещется у него под боком. Солнечная рябь тонкой сеточкой дрожит на его поверхности. Руки. Тепло рук, заботливо укладывающих его в круг… Шершавые и такие живые ладони – сколько из них сочится чувств и воспоминаний. Какие яркие картины мелькают перед глазами. Ветер треплет край навеса. Сколько хватает взгляда – равнина и над нею небо. Солнце слепит глаза. Блеянье овец. Улыбающееся лицо мужчины, который наклоняется над ним. У него чёрная курчавая борода. Такая жёсткая на ощупь. Мужчина смеётся, отцепляет маленькие пальчики, которые дёргают его за бороду. И подкидывает его вверх. Ух, как захватывает дух!..
Бергер? Почему у него такое испуганное лицо? Чего он хочет? Наверное, надо открыть глаза. Господи, как же трудно открыть глаза! Ощущение, будто тело соскальзывает. Летит и не за что ухватиться. Кругом вода. Которая оказалась ледяной. И очень страшной.
Чёрная жидкость мгновенно поглотила его, сомкнувшись у него над головой. Но он не тонул. Он как будто висел в пустоте. Вода текла сквозь него, словно между молекулами его тела было достаточное расстояние, чтобы она могла свободно сквозь него просачиваться. Соприкосновение с нею было омерзительным. Ненависть, ярость, гнев, боль струились внутри его тела, жаля его подобно разрядам электрического тока. Казалось, это чудовищное напряжение невозможно вынести. Ещё немного и – конец, он просто взорвётся. Но чем большее страдание причиняли Роману эти прикосновения, тем яростнее становились атаки этой слепой, злобной, бездушной субстанции.
Сознание начало слабеть. Роману было уже всё равно, только бы прекратилась эта нечеловеческая пытка. Внезапно в памяти, совершенно неуместно, всплыл насмешливый аверинский голос: «В тишине плывут долины / И блуждают отголоски…». Блаженное ощущение покоя и безмятежности – это воспоминание испытанного когда-то состояния тёплой волной заполнило его изнутри. Перед глазами мелькнула золотая ниточка. Может, показалось? Но Роман увидел, что вода отступает от него, как если бы он был теперь окружён некой защитной сферой. В ту же секунду голова его оказалась на поверхности. Над ним склонились незнакомые обеспокоенные люди с такими же чёрными курчавыми бородами, как у пастуха во сне. Они переговариваются на непонятном языке, который почему-то очень нравится Роману. Он разобрал слово «майим». Вот оно что. Бергер опять что-то такое понял раньше, чем он.