Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

– Да. В крепости, где все друг у друга на виду, скрывать отношения с чужой женой было непросто, но нам это удавалось. Иван ни о чем не догадывался. Когда же пришло известие о том, что он пропал без вести, мы к своему стыду ощутили не только горе, но и радость. Гордиев узел был развязан. Естественно, Оля не хотела расставаться со мной и ехать в имение ненавистной свекрови, поэтому заявила командиру полка, что не верит в гибель мужа, что сердце ей подсказывает, что он жив и скоро вернется. Добросердечный наш полковник не смог ей отказать и разрешил остаться. А когда через месяц пришло известие, что Марфа Трофимовна умерла, Оля внезапно стала богатой, вернее, богачами стали её сыновья. Ей пришлось отправиться в Курскую губернию, чтобы оформить опекунство, нанять управляющего и тому подобные дела. Я, чтобы помочь жене друга, испросил отпуск, из которого уже не вернулся. Мы поселились в Петербурге в роскошной квартире. Олины сокурсницы, удачно вышедшие замуж, ввели нас в высший свет. Началась беззаботная счастливая жизнь. Наступивший новый одна тысяча восемьсот пятидесятый год должен был стать для нас особенным, ведь Оленька была беременна. Мы пока не могли оформить наши отношения – по закону признать погибшим пропавшего без вести человека можно лишь через много-много лет. Но даже это не омрачало нашего счастья… Однако первого января я получил письмо от моего однополчанина, в котором он сообщал, что Ваня Чванов жив и едет к нам. Пришлось сократить рождественские вакации Саше и Толику и досрочно отправить их в корпус. Присутствие мальчишек при разговоре с Чвановым мы сочли неприемлемым, неуместным и непредсказуемым. Оленька настаивала, чтобы и я на время съехал, – зная, что Иван стреляет более метко, чем я, она боялась, что он вызовет меня на дуэль. Но я настоял на моем участии в разговоре. Иван вошел, мы встали.

– Я рада, что вы живы, – сказала ему Оленька.

– А это, надо понимать, ваш подарок к моему возвращению, – сказал он, указав ей на животик.

– Командир полка уверил меня в вашей гибели. Вы могли хотя бы весточку отправить, что живы, – упрекнула Чванова мужа.

– Я написал об этом матери.

– Увы, она умерла.

– А мальчики где?

– В казарме. Осенью я отдала их в первый кадетский корпус.

– Разумное решение. А ваша квартира… Сколько здесь комнат?

– Двенадцать. В том обществе, где мы теперь приняты, на жилье не экономят…

– Что ж! Придется вам вращаться в каком-нибудь другом обществе. Потому что я больше не дам вам ни копейки. Честь имею!

– Иван! Дети не знают о твоем… воскрешении. Я очень прошу, будь с ними поделикатнее.

– Я к ним не поеду. У меня чахотка. Я скоро умру. Боюсь их заразить.

Собственно, больше мы с Оленькой Ивана не видели. Только в гробу. Он умер где-то через девять-десять месяцев после визита к нам. Но за это время успел продать имение, купить себе место на кладбище и оплатить будущий памятник на своей могиле. Квартирку он снимал скромную, из крепостных оставил себе только камердинера Ваську и Нинку-кухарку. Обоим дал вольную и упомянул в завещании: Ваське оставил десять тысяч рублей, Нинке – пятьсот. Все остальное имущество Иван разделил между сыновьями. Вот только никакого имущества мы не нашли. Только его юношеский портрет и два медальона с миниатюрными копиями того же портрета.

– Не совсем с копиями, – подал наконец голос Ваня Чванов. – На портрете лес и церковь, а на медальоне – березка.

– Это неважно, – отмахнулся Корнильев.

– А куда делись деньги от продажи имения? – спросил Яблочков.

– Их украл Васька. Где их спрятал, так и не сказал. Вернее, так и не сознался в краже. Но свидетельство против него Нинки-кухарки оказалось для суда достаточным, и он пошел на каторгу. А конфискованные у него десять тысяч отошли мальчишкам, за исключением полутора тысяч, которые по закону полагались Оленьке. К тому времени у нас уже родилась Машенька, царствие ей небесное. Однако наше финансовое положение было ужасным. Ещё повезло, что около пяти тысяч мы выручили от продажи мебели и всяких безделушек из нашей квартиры, что были куплены в тот счастливый для нас год. Но этих денег хватило бы ненадолго. И я решил открыть свое дело – ломбард. Сняв помещение на Коломенской, да, да, то самое, где убили Александра, стал принимать заклады. Конкуренция тогда была маленькой, и через какое-то время мы снова стали жить безбедно. Конечно, в высший свет нам ходу больше не было, зато мы наконец обвенчались.