Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

– Уходим, уже уходим, – примирительно сказал ему Кешка и, подтолкнув вперед мать, кинул дворнику гривенник.

– Ты чего деньгами швыряешься? – упрекнула Фроська, когда они отошли шагов на десять.

– А ты что, опять в сыскную захотела?

– Крюк мой где?

– Остался у Ивановых.

– А твой?

– У Соньки.

– У какой ещё Соньки? Проститутка с Лиговки?

– Нет. Барышня одна. Грамоте меня учит. Сейчас пойдем к ней и крюк заберем.

– Далеко это?

– Пятая линяя.

– Ой, как далеко. Домой только к полуночи придем.

– Нет, в Долгуши мы не пойдем. Да и не примут нас там.

– Как так? У нас и за август, и за сентябрь уплочено.

– Нет, я у Натальи деньги наши забрал.

– И как тебе это удалось?

– Я знал, где она их прячет.

– И где мы заночуем?

Кешка, конечно, надеялся, что Соня их впустит к себе. Хотя бы на одну ночь. Но делиться этой надеждой с матерью не стал. Вдруг не сбудется? Соня-то вчера после убийства Чванова чуть с ума не сошла. Да и у Фроськи видок ещё тот: грязная, в рваном, кишащем вшами рубище.

Африканыч их в дом пускать не хотел:

– Барышни дома нет.

– А свет в окнах тогда почему горит? – спросил Кешка.

Дворник, бросив взгляд на окна, смутился:

– Значит, уже пришла… Но она после вчерашнего видеть никого не желает. Так и сказала.

– Поднимись, попроси её, чтобы мою палку с крюком отдала.

– Делать мне больше нечего.

Кешка вздохнул, достал гривенник и сунул в руку Африканыча.

– Ну ладно, так и быть, подымусь, – сменил тот гнев на милость.

Соня дремала, звонок услыхала не сразу – Африканыч уже собрался спускаться вниз. Открыв дверь, спросила:

– Чего тебе?

– Там этот мальчишка, палку просит вернуть…

Соня оттолкнула дворника и быстро спустилась вниз. Увидев мальчика, бросилась ему на шею:

– Кешка родненький, неужели тебя отпустили?

– Да! Знакомься, это моя мама.

Соня повернулась к Ефросинье и протянула ей руку:

– Софья.

– Фроська, – сказал крючочница, нерешительно протягивая барышне руку.

– Я вам искренне соболезную.

– А что, кто-то помер?

– Ваш жених, отец Кешки.

– А-а-а, того, что в морге показывали? Так ентого антихриста я знать не знаю.

– Он представился моим отцом, чтобы выудить у меня медальон, – объяснил Соне Кешка.

– А что мы на улице стоим? Пойдемте в квартиру.

Кешка улыбнулся, а потом показал барышне на мать:

– Сперва отведу её в баню. Заодно и сам помоюсь. А у тебя никакого старого платья нет? Рубище-то мамкино насквозь вшивое.

– Моё вряд ли подойдет, – засомневалась Соня. – А вот старый папин халат будет впору.

Когда Соловьевы вернулись через час к Соне, Фроську было не узнать. Вымытые волосы и красный с зелеными квадратиками архалук её преобразили, превратив грязную опустившуюся старуху в довольно молодую, не старше лет тридцати, хорошенькую женщину.

– Только накормить вас нечем, – призналась Соня. – Кухарку с горничной я выгнала, а еду из кухмистерской, что заказывала для себя, уже съела.

– Может, продукты какие имеются? – спросила Фроська.

Они прошли на кухню, где обнаружили картошку, морковку и капусту.

– Извините, но готовить я не умею, – сказала с сожалением барышня. – У матушки где-то была поваренная книга, сейчас пойду, поищу…

– Не надо. Я ведь когда-то кухаркой была.

Через час все дружно уплетали постные щи.

– Очень вкусно, – сказала Соня, облизывая ложку. – Фрося, может, ты кухаркой к нам поступишь? Тогда вы с Кешкой сможете у нас жить и после приезда родителей. Твоя стряпня им понравится.

– Ну а чего бы не поступить? – с ходу согласилась Фрося.

Следующим утром она проснулась самой первой. Сбегав на рынок, закупила на выделенные Соней деньги продуктов и, когда барышня проснулась, накормила её яичницей со шкварками.

– А Кешка где? – спросила Соня, напившись чая.

– В гимназию побежал, от завтрака отказался. Очень переживает, что за вчерашний день дворник тамошний другого крючочника подрядил.

Но Кешкины опасения не подтвердились, хотя Василий Павлович долго его журил:

– Чтоб больше такого не было.

* * *

В начале сентября из-за границы вернулись родители Сони. Кушанья новой кухарки им очень понравились. Против Кешки они тоже не стали возражать, тем более что матери он охотно помогал – мыл посуду, затапливал печь, чистил картошку. Но вот из хозяйской спальни Соловьевым пришлось переехать на кухню и спать на полу. К середине месяца, подзаработав денег, Кешка выкупил у старьевщика их сундук. Однажды, обходя дворы на Сергеевской, он наткнулся на Володю с Федей.

– Прости нас. Мы ведь не знали, что Чванов – твой отец, – повинился Тарусов.

– А он мне не отец.

– Не отец?

– Чванов назвался так, чтобы в доверие ко мне войти.

– А чего ты тогда к нам не заходишь?

Кешка пожал плечами:

– Да захожу. Каждый день в три часа. Просто у вас рано уроки заканчиваются. А приходить пораньше не получается. Дел слишком много. Ну, мне пора!

Глава семнадцатая

Троица второгодников во главе с бароном Штемпелем все воскресенья проводила на Смоленском лютеранском кладбище. К началу ноября им оставалось обследовать только небольшой участок, но грянули морозы, пошел снег, поиски пришлось прекратить.