Сыщики в белых халатах. Следствие ведет судмедэксперт

В далеком городе – столице одной из республик бывшего СССР – на самой его окраине в захудалом домишке жила одинокая женщина. Была она еще не стара, но слезы и горе сделали свое дело. Соседи старались ей помочь, но какая помощь бедняку от бедняка – только сочувствие и участие. Все знали, что сын ее пропал больше года назад и о его судьбе никто не знал. Один раз, месяца через два после ее переезда в этот полуразвалившийся домишко, к ней приходил молодой парень. Он принес ей какие-то продукты и дешевенькое вино, которое сам же и выпил. Он пил это вино и плакал. Рассказывал женщине, что дядя его выгнал из дома, что не пускает на порог, что все двери ему теперь закрыты, что машину отобрали за долги, а ведь он, Рахим, еще совсем молодой и ему тоже придется поехать в Россию… на заработки. И еще про какую-то сумку говорил и пояснял, что за сумку его дядя простит, разрешит вернуться. Почему и какую такую сумку он имел в виду, женщина так и не поняла. Наверное, пьян был, вот и болтал невесть что. Потом он ушел, попросив за что-то прощения, и сказал, что если он сумку отвезет, то снова придет к ней и выкупит ее прежний дом. Больше его она никогда не видела.

Вот такой друг

Крыса – комнатная собачка дьявола.

Древнее изречение

Где бы и кем человек ни работал, он всегда в местах своей жизнедеятельности непременно наводит беспорядок. Одни это делают медленнее, другие – быстрее. Есть категория людей, которые живут в вечном бардаке. У таких граждан нормальным явлением считается, например, пребывание носка на письменном столе в течение недели. Но есть маленькая, прямо скажем, мизерная категория граждан, которые все и всегда содержат в идеальном порядке. Но все граждане независимо от означенной выше категории однажды берутся за наведение порядка. Вот и наш коллектив теплым днем поздней осени, придя на работу, решил провести генеральную уборку – перед наступающими зимними-то холодами. Тем более что конкретной работы практически не было. Разве две пришедшие на освидетельствование бабушки – это работа? Это так, разминка. Кстати, зачастую любопытно бывает смотреть на таких побитых гражданок. Вот медрегистратор сидит у окна и смотрит на березки больничной рощицы, ярко отсвечивающие редкими желтыми листочками. Смотрит-смотрит и вдруг говорит:

– Михалыч, к нам клиентка идет… Не идет, а еле-еле телепается!

Я встаю и гляжу в окно. И правда! По дорожке идет гражданка, держа в руке листок бумаги. Но, боже мой, как тяжело она идет. Прихрамывает, держится то за один, то за другой бок и даже из «отсюда» слышны ее охи и ахи.

– Может, на «Скорую» звякнуть? – мелькает мысль. – А то не дай бог…

Вот гражданочка пришла, нажаловалась на злодея мужа (соседа, соседку), которые зверски ее избили: и пинали они ее, и били кулаками сюда и сюда, и туда. А каким голосом это произносится! Тихим, прерывающимся мучительными стонами, непременными вдохами и вскриками при простом и легком прикосновении к поверхности синячка. И жалость тихой тенью вползает в сердце Эксперта, а в голове появляется мысль:

– Какая же сволочь этот муж (сосед, соседка)! Разве ж можно бить женщину? Тем более пожилую женщину.

Но вот гражданочка осмотрена, найдены – всего-то! – два малюсеньких кровоподтека на коже. Вот напечатано заключение, и гражданочка идет назад. Но как она идет! Никакого сравнения с ее приходом к Эксперту! Она идет легкой, танцующей походкой, грациозно, как молодая серна, перепрыгивая через камешки, а следов хромоты как-то не просматривается. Вот какой лечебный эффект оказывает порой простой осмотр побитой гражданочки судебно-медицинским Экспертом – ведь в руках у нее доку́мент, позволяющий прищучить злодея(ку).

Потом пришла действительно побитая бабушка. Правда, шла она, тоже еле-еле переставляя ноги, – и охи, и стоны, и слезы тоже наличествовали. Бабушке уже за семьдесят, и она действительно была пострадавшая: под глазами кровоподтеки такие, что разрез глаз стал выраженным монголоидным. Нос широченный вследствие отека и кровоподтека – благо кости целы. На обоих плечах и туловище еще с десяток кровоподтеков. Ну, тщательно осматриваю бабушку, чтобы не пропустить переломы ребер, например. И в ходе осмотра бабушка говорит, что ее избил сосед, молодой тридцатилетний парень: и пинал он ее, и кулаками бил… И все следы побоев вот они, видны отчетливо. И у меня постепенно нарастает негодование – разве ж можно так избивать старушку? Негодяй! Подонок! Но вот заключение напечатано, отдано бабушке, и она ушла. Мы смотрим ей вслед: идет она тяжело, медленно и по походке видно, что бабульке больно. Минут через десять приходит участковый милиционер, что направлял бабушку на осмотр:

– Михалыч, была такая-то?

– Да, была… Слушай, что за зверюга этот парень? Как же можно так избивать пожилую соседку. Зверь! Вы уж его накажите как следует.

В ответ милиционер вздыхает, то хмурится, то улыбается, а потом говорит: