Сыщица начала века

– Адреналин? Большой иглой? Это вы фильм «Скала» смотрели? Жуткие враки, между прочим. Чтобы человек себе сам мог ввести адреналин в сердце… Не верю! – с нарочитой бодростью сказал Денисов и с той же веселенькой интонацией обратился к Любе: – Давай-ка спирт в вену. А насчет адреналина, Виталий Федорович, повторяю: ерунда. Стоит даже здоровое сердце слегка задеть, оно сразу дает сбой. Даже если затронуть отдаленные рефлексогенные зоны, оно может остановиться…

Он вдруг умолк, а потом ахнул – и закричал:

– Калужин! Виталий Федорович! Ч-черт… Михалыч, врубай сирену – и гони, гони!

Алену вдавило в сиденье внезапным ускорением и жутким воем. Она то с ужасом смотрела на перегруженную транспортом дорогу («Фольксваген» с трудом вырвался на среднюю полосу и полетел уж с совсем запредельной скоростью), то оборачивалась, чтобы увидеть, как Люба и Денисов делают укол за уколом, непрямой массаж сердца, накрывают лицо Калужина то маской, то салфеткой с клапаном для искусственного дыхания…

У Любы – злое, красное, напряженное лицо; Денисов, наоборот, – белый от ярости и бесплодных усилий. Губы его были стиснуты в нитку, он молчал, но один раз, когда Люба замешкалась с уколом, заорал на нее, заглушая сирену:

– Спирт в вену! Спирт, дура! – а потом заматерился так, что Алена не поверила ушам.

Но все это оказалось напрасным: и два предкардиальных удара, и новые уколы, в том числе и адреналин, введенный не в сердце, а в трахею, и трехкратная дефибрилляция, и новые уколы, и новая дефибрилляция – Калужина Виталия Федоровича до больницы они живым не довезли…

– Три раза раскачивали, но без толку, – буркнул Денисов подбежавшему больничному врачу. – Отек легких развился плюс инфаркт. Потеряли, видишь. Люба, пойди жене его позвони, а я бумаги заполню.

Алена с трудом выбралась из кабины и тупо смотрела, как санитары выгружают носилки с мертвым Калужиным. Внезапно ее пробило дрожью и затрясло так, что она застонала. Денисов обернулся, поглядел встревоженно. Подошел, подхватил под руку:

– Ну вот, достало и вас, железная леди?

Да, он оказался прав – и даже не представлял, до какой степени! Алену трясло не только от ужаса перед новой смертью (которой уже за считаные дни?!), но и перед тем страшным открытием, которое вдруг обрушилось на нее.

– Алена, успокойтесь, – сочувственно проговорил Денисов, осторожно обнимая ее за плечи. – Ну, не повезло нам с вами, второе дежурство – и смерть. Может быть, уже хватит впечатлений набираться, пора передохнуть немного?

Он не понимал! Она тоже понимала не до конца, но должна была об этом хоть кому-то сказать.

– Вы что, не слышали, что он говорил, этот человек? – с трудом выдохнула Алена. – Он кодировался! Кодировался два месяца назад! И сегодня он умер. А те люди, которые умирали в пятницу? Я слышала потом, вечером, статистику по телевизору: не меньше пяти случаев самоубийств! Помните? Тот, который сбросился с балкона, – кодировался от алкоголизма. Поливанов, который убил себя ножом, – он тоже кодировался от курения! Еще кто-то… Я уверена, что, если бы точно разузнать, оказалось бы, что и тот, кто под трамвай кинулся, тоже кодировался… И Нонна, Нонна!

– Какая Нонна? – спросил Денисов, который по-прежнему ничего не мог уразуметь и смотрел на трясущуюся Алену чуть ли не испуганно.

– Это знакомая нашей Светы. Она кодировалась от алкоголизма два месяца назад. И Калужин – тоже два месяца назад! Два месяца! Да! И по телевизору говорили… вспышки самоубийств – через два месяца! Тут есть закономерность, есть!

– Калужин умер своей смертью, – сочувственно вглядываясь в ее лицо, проговорил Денисов. – Вы это сами видели.

Он привлекал Алену все ближе и ближе, и вот она прижалась щекой к его халату, а его прохладные пальцы осторожно ерошили ей волосы на затылке.

Ей было страшно, ей было жутко и тошно от того, что сложилось в голове, однако при всем при том хотелось стоять так, не двигаясь, чувствуя его руки на своем теле, греясь его теплом, вдыхая его запах.

Как странно – в самый жуткий момент жизни вдруг понять, что тебе нужен именно этот человек… Странно – думать о возможности или невозможности счастья, когда люди кругом умирают от чьего-то злодейства.

От злого умысла? От сознательного преступления? Или просто от самонадеянной дури черт знает что возомнившего о себе колдуна-самоучки?..

– Алена, вы сами не понимаете, что сейчас сказали, – перебил ее размышления шепот Денисова. – Знаете, как говорят, – опасно искать ученым взглядом то, чего бы найти хотелось! Такие страшные домыслы! Калужин умер от отека легких, который внезапно развился на почве крупозного воспаления. Он этот отек спровоцировал тем, что спустился вниз, дверь нам открыть. Вдобавок этот его микроинфаркт… А вы невесть что нагородили, вон как себя завели. Нельзя так, милая. Не надо! Следует себя беречь! Жизнь по большей части бессмысленна. А вы пытаетесь найти в ней порядок, закономерность. И только изводите себя напрасно. Это ваша профессия накладывает отпечаток…

Алена отпрянула: