Сыскные подвиги Тома Соуэра в передаче Гекка Финна

Мы поуспокоили его нашими рассказами о его родине, о том, что жена Брэса умерла три года тому назад, и Брэс хотел теперь жениться на Бенни, но она ему отказала; а Юпитер нанялся в работники к дяде Силасу, только все ссорился с ним… Джэк слушал, слушал, да и рассмеялся.

— Господи, — сказал он, — как это все напоминает мне старину! Слушаю вашу болтовню и отрадно мне становится. Более семи лет не приходило ко мне ни весточки… Но как отзываются они обо мне?

— Кто?

— Фермеры… и моя семья.

— Да они вовсе ничего не говорят о вас… Так, кое-когда разве кто упомянет…

— Вот тебе раз! — промолвил он с удивлением. — Почему так?

— Да потому, что вас давно считают покойником.

— Нет?.. Правду ли вы говорите?.. Честное слово? — проговорил он, вскакивая с места в большом волнении.

— Честное слово. Никто не думает, что вы еще живы.

— Так я спасен… спасен, значит!.. Я могу воротиться домой!.. Они сокроют меня и спасут мне жизнь. А вы молчите. Поклянитесь, что будете молчать… поклянитесь, что никогда, никогда не выдадите меня!.. О, ребята, пожалейте несчастного, которого преследуют денно и нощно, и который не смеет лица показать! Я никогда не делал вам зла и не сделаю: это так же верно, как Господь в небесах! Поклянитесь же, что пощадите меня и поможете мне спасти себе жизнь!

Мы поклялись бы, будь он даже собака; как же было отказать ему?.. Он, бедняга, не зная уже, как и выразить нам свою любовь и благодарность, хорошо, что не задушил нас от радости!

Поболтали мы еще, потом он вынул небольшой саквояж и стал его отворять, только велел нам отворотиться. Мы послушались, а когда он позволил нам повернуться опять, то мы увидели, что он совершенно преобразился. Он был в синих очках и с самыми натуральными длинными темными бакенбардами и усами. Родная мать не узнала бы его! Он спросил, походит ли он теперь на своего брата Юпитера?

— Нет, — ответил Том, — ничего похожего нет, кроме длинных волос.

— Правда; я подрежу их коротко, прежде чем явлюсь туда. Юпитер и Брэс не выдадут меня, и я буду жить у них, как чужой. Соседи ни за что не догадаются. Как вы полагаете?

Том подумал с минуту и сказал:

— Мы с Гекком будем молчать, это верно, но если вы сами молчать не станете, то все же будет опасность… самая маленькая, пожалуй, а все же будет. Я хочу сказать, что голос-то у вас совершенно такой, как у Юпитера… и разве это не может заставить иных вспомнить о его брате-близнеце, которого все считают умершим, но который, может быть, скрывается все время под чужим именем?

— Клянусь св. Георгием, вы очень сметливый! — сказал Джэк. — Вы совершенно правы! Мне надо притворяться глухонемым в присутствии соседей. Хорош был бы я, явясь домой и позабыв эту малость! Впрочем, стремился я не домой, я просто искал местечка, в котором мог бы укрыться от сыщиков… там, я переоделся бы, загримировался и…

Он бросился к двери, приложился к ней ухом и стал прислушиваться, весь бледный и едва переводя дух.

— Точно взводят курок… — прошептал он. — О, что это за жизнь!

И он опустился на стул в полном изнеможении, отирая пот, струившийся у него но лицу.

III

С этих пор мы проводили с ним почти все время и один из нас ночевал у него в верхней койке. Он говорил, что был до крайности одинок и утешался теперь возможностью быть с кем-нибудь и развлекаться тем среди своих горестей. Нам очень хотелось узнать, в чем же именно они состояли, но Том находил, что самое лучшее средство к тому — вовсе не стараться допытываться; было весьма вероятно, что он сам начнет все рассказывать при которой-нибудь из наших бесед; если же мы станем расспрашивать, он заподозрить нас и замкнется в себе. Все вышло как раз так. Было очевидно, что ему самому страх как хотелось поговорить, но, бывало, дойдет он до самого того предмета и вдруг остановится, как в испуге, и начнет толковать совсем округом. Но случилось же однажды, что он расспрашивал нас довольно равнодушно, по-видимому, о пассажирах, бывших на палубе. Мы говорили, что знали. Но ему было все мало, он хотел больше подробностей, просил описывать в самой точности. Том принялся описывать, и когда заговорил об одном человеке, самом грубом оборванце, Джэк вздрогнул, перевел дух с трудом и сказал:

— О, Господи, это один из них! Они тут, на пароходе; я так и знал! Я надеялся, что избавился от них, но никак не мог сам этому верить! Продолжайте.

Том стал описывать еще одного паршивца из палубных, и Джэк снова вздрогнул и проговорил:

— Это он, другой! О, если бы только настала темная и бурная ночь, я высадился бы на берег! Вы видите, меня выслеживают. Им дано право ехать на пароходе, пить в нижнем буфете и они пользуются этим, чтобы подкупить кого-нибудь из здешних… сторожа, лакея или кого другого… Если я сойду на берег незаметно, они все же узнают это не более как через час…

Он толковал торопливо и беспорядочно, но мало-помалу, перешел к рассказу! Сначала все перескакивал с одного на другое, но как только коснулся самой точки, тут уже заговорил связно.