Т. 05 Достаточно времени для любви

— Да, дорогой. Не сомневаюсь, что ад мне понравится, если там я встречу тебя. — И она повернулась, чтобы идти за оружием.

— Конечно же, я буду там. Где же еще мне быть? Дора! Когда наденешь пояс, сними чепчик и сапоги и надень рубины, все сразу.

Она поставила ногу на ступеньку фургона.

— Мои рубины, дорогой? Здесь, в прерии?

— Длинноногая Лил, я купил эти рубины для тебя, чтобы ты их носила, и для себя, чтобы восхищаться тобой.

Дора улыбнулась — обычно серьезное лицо ее просияло, а потом повернулась и исчезла в фургоне. Вернулась она быстро, при оружии и рубинах и успевпричесать свои длинные

блестящиекаштановые волосы. Того, что она не мылась уже более двух недель, заметно не было; да это и не могло умалить ее чарующей юной красоты. Остановившись на ступеньке, Дора улыбнулась.

— Замри! — сказал Смит. — Великолепно! Дора, за всю свою жизнь я невидел никого прекраснее тебя.

Она вновь просияла.

— Я не верю тебе, муж мой, но надеюсь, что ты будешь почаще повторять эти слова.

— Мадам, врать я не умею. И говорю так потому, что это чистейшая правда. Кстати, что ты там говорила насчет петушонка?

— Ах, он извращенец! Я говорила тебе, что он расклевывает яйца, И наконец застукала его, когда он клевал два только что снесенных яйца.

— Право короля, дорогуша. Боится, что из одного из них вылупится петушок.

— Я сверну ему шею! Если бы у нас был костер, я бы сделала это прямо сейчас. Дорогой, я как раз старалась изобрести холодный ужин и придумала, что можно накрошить в сырое яйцо соленые крекеры. Но сегодня куры снесли только три яйца, а он разбил два. Я положила много травы в обе клетки, и на той стороне яйцо даже не треснуло. Проклятый петух! Вудро, зачем нам два петушка?

— Затем же, зачем мне два метательных ножа. Любимая, после того как мы доберемся до места и вылупятся первые цыплята, дадим им подрасти. И если среди них окажется петух, тогда мы сможем позволить себе петушка с клецками. На праздник. Но не раньше.

— Но нельзя же позволять ему расклевывать яйца. Сегодня на ужин у нас только сыр и сухари. Впрочем, я могу что-нибудь открыть.

— Не будем торопиться. Авось Фриц и Леди Мак приметят какую-нибудь дичь. Хорошо бы горногокозла. Или хотя быпрыгуна.

— А как приготовить мясо? Ты же сам говорил…

— Съедим сырым, дорогая. Мелко нарубленное мясо горного козла и сухие крекеры, «Мясо по-татарски а-ля Новые Начала». Вкусно. Почти так же вкусно, как девчонка. — Он облизнулся.

— Ладно. Если ты сумеешь съесть это, сумею и я. Вудро, я порой не знаю, шутишь ты или нет.

— Моя Адора, я никогда не шучу, когда речь заходит о пище и женщинах, — эти темы священны. — Он вновь оглядел ее с головы до ног. — Кстати, о женщинах… Женщина, ты должна носить только рубины. Откуда этот браслет на твоей лодыжке?

— Вы подарили мне три браслета, сэр. Вместе с кольцами и кулоном. И велели носить все.

— Действительно. А этот рубин откуда?

— Эй! Это не рубин — это я сама.

— А по-моему, рубин, а вот и второй, такой же.

— Ммм-ахх! Может, лучше снять рубины? А то мы их потеряем. Или все-таки сначала напоим мулов?

— Ты хочешь еще до еды?

— М-мм… да. Не надо было приставать.

— Маленькая Дора, не темни. Скажи дядюшке Гибби, чего ты хочешь.

— Я не маленькая Дора. Я длинноногая Лил, самая бойкая девица к югу от Сепарации, ты сам так говорил. Я дерусь, ругаюсь и плюю сквозь зубы. А еще я наложница Лазаруса Лонга, супержеребца, явившегося с неба, способного потрудиться за шестерых. Ты прекрасно знаешь, чего я хочу. И если снова тронешь мои соски, я возьму тебя силой. Но по-моему, все-таки сперва следует напоить мулов.

* * *

Минерва, с Дорой всегда было так хорошо. И дело тут не в ее красоте — по обычным понятиям она была не такой уж красавицей. Впрочем, для меня она была совершенством. Дело и не в том энтузиазме, с которым она относилась к «эросу»: она была всегда готова, и ее долго заводить не требовалось. Она обладала некоторой сноровкой, которая постоянно совершенствовалась. Секс — дело опыта. Это как катание на коньках, или ходьба по канату, или синхронное плавание. Секс — не инстинкт. О, конечно, совокупляются, повинуясь инстинкту, но, чтобы превратить соитие в живое высокое искусство, требуются и разум, и терпеливая целеустремленность. Дора была хороша в этом деле и с каждым днем становилась все лучше и лучше. Она упорно училась, не признавая никаких фетишей и дурацких предрассудков, стремилась попрактиковаться во всем, что ей удавалось узнать, и при этом подходила к делу творчески, превращая потное объятие в живое священнодействие.

Но, Минерва, любовь продолжается и тогда, когда у тебя не стоит.