Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт

Дорога была нелегкой; придя туда, куда нас вел Чизлам Кокс, мы построили деревянный город, который назвали в честь нашего предводителя Кокс-сити. Я торжественно открыл свое питейное заведение, и вскоре от посетителей не было отбоя. Золота там действительно оказалось много, а я вовсю разрабатывал свою жилу. Старатели по большей части были французами или канадцами французского происхождения. Немножко было также немцев и англосаксов. Но преобладал французский элемент. Позже к нам присоединились франко-индейские метисы из Манитобы и множество пьемонтцев. Прибывали и китайцы. Так что спустя два-три месяца в Кокс-сити насчитывалось почти пять тысяч жителей, и в их числе всего с дюжину женщин.

В этом космополитическом городе у меня было весьма завидное положение. Мой салун процветал. Я назвал его «Кафе де Пари», и название это весьма льстило обитателям Кокс-сити.

* * *

Начались морозы. Это было ужасно. Пятьдесят градусов ниже нуля — температура не из приятных. И тут мы с ужасом обнаружили, что в Кокс-сити нет запасов провизии, достаточных, чтобы пережить зиму. Притом мы были отрезаны от всего мира. В перспективе это означало неминуемую смерть. Вскоре все запасы были подъедены, и Чизлам Кокс вывесил проникновенное воззвание, в котором оповещал нас о безысходности нашего положения.

Он просил у нас прощения за то, что привел нас на погибель, и все-таки, несмотря на отчаяние, нашел возможность упомянуть Герберта Спенсера^{94} и Лжесмердиса^{95}. Конец воззвания был жуток. Кокс призывал всех собраться завтра утром на площади, которую мы предусмотрительно оставили в центре города. Каждому предлагалось принести револьвер и по сигналу застрелиться, чтобы избегнуть мук голода и холода.

Никто не протестовал, не возмущался. Все нашли предложенный выход весьма изысканным, а, к примеру, Маризибиль, вместо того чтобы рыдать, объявила, что будет счастлива умереть вместе со мной. Мы с нею раздали все остатки спиртного. А утром под ручку явились на площадь.

Да проживи я сто тысяч лет, мне и то никогда не забыть этой картины — толпу в пять тысяч человек, укутанных одеялами, в шубах. Каждый сжимал в руке револьвер, и все — клянусь вам, все! — клацали зубами.

Над нами, стоя на бочке, высился Чизлам Кокс. Вдруг он поднес револьвер ко лбу. Раздался выстрел. То был сигнал, и, пока мертвый Чизлам Кокс валился с бочки, все жители Кокс-сити, включая и меня, пустили себе по пуле в лоб. Какое чудовищное воспоминание!.. Какая тема для размышлений это единодушное совместное самоубийство!.. Но каким морозом от нее продирает!

Я не умер, я был только контужен и вскоре пришел в себя. Рана, а верней сказать царапина, шрам от которой остался мне на всю жизнь, сильно болела, и лишь эта боль напоминала мне, что я пытался покончить с собой. Но ведь, наверное, не один я остался в живых?

— Маризибиль! — позвал я.

Ни звука в ответ. Я еще долго оцепенело стоял и тупо пялился на почти что пять тысяч мертвецов: у каждого во лбу зияла дыра, которую он проделал по доброй воле.

Вскоре я страшно захотел есть, голод буквально раздирал мне внутренности. Но запасы кончились. Я обыскал все дома, однако не нашел ничего съедобного. Обессилевший, почти безумный, я набросился на какой то труп и вцепился зубами ему в щеку. Мясо было еще теплое. Насытившись, я не испытывал никаких угрызений. Потом я обошел некрополь, раздумывая, как отсюда выбраться. Я взял оружие, набрал золота, сколько мог унести. Затем занялся провиантом. Женщины будут пожирней, чем мужчины, да и мясо у них нежнее. Я нашел труп женщины и отрезал у нее обе ноги. Труд этот занял больше двух часов. Но зато теперь у меня были два окорока, которые я связал ремешком и повесил себе на шею. И тут я обнаружил, что отрезал ноги Маризибиль. Однако это нисколько не тронуло мою людоедскую душу. Главное для меня было скорее убраться оттуда. Я тронулся в путь и чудом вышел к поселку лесорубов как раз в тот день, когда у меня кончилась еда.

Рана на голове скоро зажила. Но шрам, который я старательно укрываю, непрестанно напоминает мне о Кокс-сити, этом северном некрополе, и его замерзших жителях, которых мороз сохранил такими, какими они рухнули наземь: с револьверами в руках, дырками во лбу, открытыми глазами и карманами, набитыми бесполезным золотом, из-за которого они умерли.

6. ОСЯЗАЕМОСТЬ НА РАССТОЯНИИ

Газеты рассказали необычайную историю Альдавида, которого в большинстве еврейских общин всех пяти частей света почитали мессией и чья смерть произошла в обстоятельствах, выглядевших, казалось бы, совершенно необъяснимыми.

Оказавшись самым трагическим образом замешанным в эти события, я чувствую настоятельную необходимость раскрыть тайну, которая гнетет меня.

* * *

Развернув утреннюю газету, я наткнулся на следующее сообщение из Кельна: «Израелитские общины на правом берегу Рейна между Эренбрайтштайном и Бойелем охвачены возбуждением. В одной из них, в Доллендорфе, явился мессия. Он якобы докажет свое могущество множеством самых разнообразных чудес.