Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт

Остаток ночи я провел, смывая пятна крови, покрывавшие паркет, после чего вышел купить газеты и прочел в них то, что уже было известно всем: о внезапной смерти Альдавида в восьмистах сорока городах, расположенных во всех пяти частях света.

Именовавший себя мессией, судя по всему, уже больше часа был погружен в молитву, как вдруг издал громкий крик, и на груди у него в области сердца появились шесть отверстий, очень похожих на те, какие оставляют револьверные пули. Повсюду он тотчас же рухнул наземь, повсюду к нему бросились, чтобы оказать помощь, но повсюду он был уже мертв.

Такое обилие тел, принадлежащих одному человеку, — их оказалось восемьсот сорок одно, потому что в Париже необъяснимым образом было обнаружено два его трупа, — не слишком поразило публику, которой Альдавид давал достаточно много иных поводов для удивления.

Повсюду евреи устроили ему пышные похороны. Они не могли поверить в его смерть и твердили, что он воскреснет. Однако воскрешения они не дождались, и возрождение Иудейского царства пришлось отложить до лучших времен.

* * *

Я тщательнейшим образом обследовал стену, возле которой появился Дормезан. И действительно обнаружил в ней гвоздь, но он до того походил на другие гвозди, с которыми я его сравнивал, что я счел невозможным, чтобы это был один из аппаратов Дормезана.

Впрочем, разве сам он не объявил мне, что скрыл от меня главнейшие особенности приборов, с помощью которых благодаря открытию законов осязаемости на расстоянии он мог воспроизводить фальшивые тела?

Так что я вряд ли смогу дать хоть какие то сведения о поразительном открытии барона дʼОрмезана, чьи необычайные или забавные приключения так долго доставляли мне развлечение.

УБИЕННЫЙ ПОЭТ

Сборник рассказов

1916

УБИЕННЫЙ ПОЭТ

© Перевод М. Яснов

Рене Дализу^{97}

I. МОЛВА

В наше время слава Крониаманталя^{98} повсеместна. Сто двадцать три города в семи странах на четырех континентах оспаривают почетное право считаться родиной этого несравненного героя. В дальнейшем я попытаюсь пролить свет на этот важнейший вопрос.

Каждый народ так или иначе видоизменил звучное имя Крониаманталя. Арабы, турки и другие нации, читающие справа налево, неизбежно произносят его имя как Латнамаинорк, но турки по-своему зовут его Пата, что означает «гусь» или «орган мужественности»^{99}, как угодно. Русские прозывают его Выпердок, то есть родившийся с пуканьем; чуть позже происхождение этого прозвища прояснится. Скандинавы или, по крайней мере, далекарлийцы^{100}, охотно зовут его на латыни quoniam, то есть «потому что»; однако в народных сказаниях Средневековья это слово нередко обозначает «благородную» часть тела. Следует отметить, что саксы и турки проявляют по отношению к Крониаманталю одни и те же чувства, давая ему сходные прозвища, однако причина этого пока неясна. Можно предположить, что это эвфемическая аллюзия на медицинское заключение марсельского врача Ратибуля о смерти Крониаманталя. Из этого официального документа следует, что все органы Крониаманталя были здоровы, и судебно-медицинский эксперт добавил по-латыни, как это в свое время сделал помощник лекаря Анри в отношении Наполеона: «Partes viriles exiguitatis insignis, sicut pueri»[16] 

^{101}.

Впрочем, есть страны, где понятие крониамантальской мужественности совершенно исчезло. Так, например, в Мавритании негры называют его женскими именами Цаца или Дзадза или Рсусур, ибо они феминизировали Крониаманталя, как византийцы феминизировали святой канун, превратив его в святую Параскеву-Пятницу^{102}.

II. ЗАЧАТИЕ

В двух лье от Спа, на дороге, обсаженной корявыми деревьями и кустарником, Вьерселен Тигобот^{103}, бродячий музыкант, идущий пешком из Льежа, пытался раскурить свою трубку. Его окликнул женский голос:

— Эй, сударь!

Он поднял голову, и раздался безудержный хохот:

— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Хи-хи-хи! У тебя веки цвета египетской чечевицы! Меня зовут Макарея. Мне нужен дружок.

Вьерселен Тигобот увидел на обочине дороги молодую темноволосую бабенку, сложенную из славненьких округлостей. Как грациозна она была в коротенькой велосипедной юбчонке! Держа одной рукой свой велосипед, другой она подбирала терновые ягоды, а огромные ее золотистые глаза так и пожирали валлонского музыканта.

— А вы премиленькая цыпочка, — сказал Вьерселен Тигобот, поцокав языком. — Только, Бог мой, если вы наедитесь терна, вечером у вас точно будут колики!

— Мне нужен дружок, — повторила Макарея и, расстегнув рубашонку, она продемонстрировала Вьерселену Тигоботу свои грудки, круглые, как попка ангела, с нежными сосками цвета розовых закатных облаков.

— О-о-о! — простонал Вьерселен Тигобот. — Они прекрасны, как жемчуга Амблевы^{104}, дайте их мне. А я соберу для вас огромный букет папоротников и ирисов лунного цвета.

Вьерселен Тигобот сделал шаг, чтобы схватить эту восхитительную плоть, которую ему предлагали даром, будто освященный хлеб во время службы, но спохватился.