Та, что приходит ночью

Но пока все беспокоились, пока Соланж в отчаянии обращалась в полицию, пока Арно боролся с собой, в погребе неумолимо поднималась вода.

Я с ужасом представлял себе Полину, запертую в этой подземной комнате, которую минуту за минутой заполняли вода и грязь. Понимать, как умираешь… Должно быть, она кричала изо всех сил, сорвала голосовые связки; но, конечно, никто её не слышал: все боролись с катастрофой. Постепенно Солнышко теряла надежду…

Умерла ли она тогда же, в три часа утра? Мне хотелось бы верить, что да.

На следующий день, когда непогода миновала, Арно пошёл открывать дверь погреба. Конечно, он звал её: «Полина! Полина!» Но вода всё поглотила. Девочка была далеко, очень далеко от реального мира; пленница грязи, она умерла уже несколько часов назад, задохнулась, захлебнулась и была похоронена заживо. Представляю себе, что чувствовал бедный мальчишка, когда понял, что невольно стал убийцей… Мне его было даже жалко… и подумать только, я спал в его комнате!

Тогда, в панике и отчаянии, он признался отцу. И «папа», этот всемогущий папа, «решил проблему».

Папа был здоровенный, а Полина миниатюрная. Папа тёмной ночью засунул Полину (в мешок? в чемодан?) и увёз далеко от Дома под соснами. Он положил её в багажник, сел за руль и поехал как раз туда, на опушку, где мы с Лили устраивали пикники. Там он припарковался и притащил тело к Замку. И там он выкопал могилу.

Конечно, он тоже плакал. Потому что знал: то, что он сделал, будет преследовать его всю жизнь.

Замок всегда считался нехорошим местом: если её найдут там, засыпанную землёй, кого это удивит? Кто подумает на них? На них, Фраше, богатых антикваров, щедро дающих деньги на благоустройство, достойных граждан, которым можно только позавидовать?

К тому же очень вероятно, что её вообще никогда не найдут…

И её не нашли.

Пятница, 1 сентября 2017 г.,

16 часов 19 минут.

Ясно.

Через несколько дней начнутся занятия, но я спокоен. За это лето я пережил столько, что теперь уже ничего не боюсь.

Поп обещал приехать на осенние каникулы, хотя ему «не по вкусу», что в доме больше нет привидения. К моему большому удивлению, он мне сразу и полностью поверил. Или, как Лили, сделал вид, что верит… Часть истины открылась. У Соланж Гардинер, матери Полины, теперь есть могила дочери, на которую можно прийти, хотя и вину придётся отчасти разделить: если бы не та связь, ничего бы не было… Жан-Филипп и Клуни могут наконец забыть историю, которая так сильно повлияла на их жизненные пути в юности. Арно, может быть, сможет спать, Шарль упокоится с миром. С миром – это только так говорится… не решаюсь даже представить себе, какова была их жизнь все эти тридцать лет с такой жуткой тайной… Они наказаны: молчание сделало их вечно виноватыми.

А справедливость для Солнышка? Трудно сказать.

В любом случае в доме стало спокойно. Пусть это глупо, но мне кажется, что будто поставлен какой-то фильтр, типа как в «Инстаграме». Теперь дом – это наш дом, пусть он и казался мне пыльным и облезлым. Я убеждал Софи, что не надо говорить «living room», надо говорить «столовая». Это её рассмешило: она сказала, что у меня «словарные закидоны». В общем, она ведёт себя так, как будто просит прощения, что втянула нас в такие трудности. Но мне здесь, наверное, в конце концов понравится. Здесь так спокойно, да и загорать я не прочь.

С Попом мы начали делать комикс, рассказывающий историю Полины. Я пишу сценарий, Поп рисует. Для вдохновения я отправил ему кучу фотографий дома, окрестностей и монстроплантов, чтобы он представил себе место действия. Когда Лили увидела первые страницы, она воскликнула:

– Ах, Мало, вы такие талантливые!

Должен сознаться, что её энтузиазм меня вдохновляет… Со своей стороны, как и её жених, я её тоже вдохновил: по нашему настоянию она поступила на психологический факультет в Ниме. Пусть она самая красивая почтальонша, какую я видел, она создана не для того, чтобы разносить письма до старости!

27 августа 2017 года, через тридцать лет, мы снова хоронили Полину. На этот раз правильно, торжественно. Соланж, хотя она жила теперь в Клермон-Ферране, захотела, чтобы её дочь похоронили здесь, где Полина, до всех этих событий, была очень счастлива. Соланж уже за шестьдесят, и на её лице отпечатались долгие годы мучительной скорби.

Как и во время похорон моей мамы, погода стояла замечательная. Мне это было в некотором смысле приятно: я решил, что солнце светит, чтобы поддержать людей, несмотря на их ошибки. Это глупо и иррационально. Хороших людей могут хоронить под дождём, негодяев – при ясном солнышке.

Не важно…