Табу на нежные чувства

— Я был аспирантом на кафедре естественных наук при Академии образования. Заведующим кафедрой, а по совместительству моим преподавателем был Глеб Сергеевич Заречный. В свое время он действительно был талантливым и увлеченным наукой человеком. Но власть и деньги портят людей, Заречный увлекся своим положением в обществе и про науку забыл вовсе. А когда мне, скромному аспиранту, удалось сделать открытие, которое должно было резко изменить всю мою жизнь, Глеб Сергеевич предложил мне сделку. Научное открытие выйдет под его именем, а я за это получу приличный гонорар и возможность продолжать свои изыскания в собственной научной лаборатории. Разумеется, я отказался от подобного предложения и попытался самостоятельно известить мир о своем открытии. Вот тогда-то в дело вмешался Заречный, он украл мои записи и объявил себя первооткрывателем. Далее все случилось так, как того хотел мой драгоценный учитель. Когда он официально заявил о своих правах на мою работу, я уже никому ничего не мог доказать. Кто поверит мне, простому аспиранту, когда речь идет о таком человеке, как Глеб Сергеевич Заречный. А тут еще журналист этот вмешался. — Нестеров кивнул на Крапивина. — И облил меня грязью так, что я уже не в состоянии был выбраться. В чем меня только не обвиняли: в воровстве, подхалимстве, корысти, чуть попытку убийства не приписали. А Заречного восхваляли за талант. Мир науки довольно тесен, весть о нахальном аспиранте, который пытался присвоить труды учителя, разлетелась в одно мгновение. Я переехал в другой город, попытался найти работу там, но для меня, как для ученого, все двери теперь были закрыты. И пришлось мне жизнь свою начинать заново.

— Он говорит сущую ерунду, — вмешался Эдуард Петрович, когда Нестеров закончил свою исповедь. — Я хорошо знал Глеба Сергеевича, он талантливый ученый…

— Ага, лет двадцать назад сделал себе имя, а потом использовал наработки своих талантливых учеников, — перебил журналиста Олег Петрович. — Вы думаете, я стал единственным пострадавшим? — Он грустно усмехнулся. — Как оказалось, нас таких много. Только другим повезло больше, про них не писали скандальные статьи, и они сумели найти свое место, занимаясь любимым делом. Вот мне не повезло, и все благодаря вам, Эдуард Петрович.

— Не пытайтесь во всем обвинить меня.

— А я не только вас виню, насколько я понял, у вас, журналистов, вообще табу на лояльность и сострадание. Заречный виноват не меньше, и он уже поплатился за свой гнусный поступок.

— Что такое? — Крапивин вскинул брови и со страхом в глазах посмотрел на Нестерова. — Так это вы его… Это из-за вас он… — Эдуард Петрович не решался закончить свой вопрос.

— Да, признаться, я помог ему, — как ни в чем не бывало продолжил Нестеров. — Когда я понял, что на моей научной карьере поставлен крест, решил найти себя в другом деле и стал зарабатывать неплохие деньги. А когда денег стало очень много, я понял, на что их можно потратить. Тогда-то у меня и появилась идея о мести. Я превратил жизнь Заречного в настоящий кошмар. А автомобильная катастрофа, — Нестеров улыбнулся, — не совсем то, чего я хотел, но это случилось, и я не могу сказать, что сожалею о смерти негодяя. Я всего лишь не вовремя позвонил ему на мобильный телефон, и Глеб Сергеевич не справился с управлением. Кто же мог подумать, что он такой впечатлительный. — Олег Петрович громко рассмеялся, откидываясь на спинку стула.

Я взглянула на Крапивина и поняла, какой ужас сейчас испытывает этот человек. Его пересохшие губы шевелились, но он не произнес ни слова. Находясь рядом с ним, я слышала лишь тяжелое, напряженное дыхание.

— Олег Петрович, — спросила я, — так вы изначально планировали только попугать Крапивина? Но что случилось, почему вы стали убивать людей?

— А почему вы решили, что это я их убил, — усмехнулся Нестеров. — Это сделал Крапивин, разве неясно? Все улики против него.

— Нет, не все, — пришло мое время дразнить собеседника коварной улыбкой, — кое-что и на вас есть.

— У вас ничего не может быть, я человек аккуратный.

— Олег Петрович, с чего вдруг вы стали упираться? Так красноречиво поведали нам о своей обиде на Крапивина, о планах по превращению его жизни в сущий кошмар! Даже смерть Заречного частично взяли на себя.

— Мне не удалось запугать этого писаку, и я придумал кое-что поинтереснее. Вместо того чтобы сидеть дома и дрожать от страха, он продолжал работать, даже на интервью какие-то ездил. Меня это взбесило, и я захотел усложнить правила игры. Все получилось так, как я задумал, и Крапивину не избежать наказания. Для всех убийца он. А я? Да что тут я, мне уже самому до себя дела нет. Я добился того, чего хотел. Поганый журналист оказался в моей шкуре, так пусть все так и остается. Я уже удовлетворил свои скромные амбиции, — он усмехнулся, — теперь можете меня хоть на куски резать, никакого признания вы не добьетесь. Я слишком долго ждал этого часа, чтобы так легко сдаваться.