Таежный гамбит

Успехи восставших вызвали большую тревогу в партийно-советском руководстве края. Отряд Хлобыстова был первой ласточкой. Завершалось формирование еще двух крупных групп. Принимался ряд дополнительных чрезвычайных мер. В начале октября командование всеми вооруженными силами по подавлению мятежа было передано толковому красному командиру Степану Острецову, герою Челябинска и Кургана. В соответствии с его приказами из Канска в район мятежа была немедленно выслана конная разведка и поставлены заставы. В самом Канске и его военном городке ввели патрулирование, установили охрану, которую производили караульный батальон, запасной стрелковый полк, милиция и мобилизованные коммунисты города. Постановлением Канского уездного комитета РКП(б) была объявлена мобилизация двухсот пятидесяти бывших партизан из коммунистических ячеек края. Все волостные исполкомы получили приказ Острецова приступить к регистрации местного населения, покинувшего населенные пункты в течение лета.

И грамотная тактика Острецова принесла, наконец, свои плоды.

В связи с обострением угрозы Хлобыстову было предписано энергично двинуть свой отряд на север, следуя по пятам мятежников. А следом из Канска выступил усиленный эскадрон красных. Повстанцы, не приняв боя, отошли. Следующие два дня Острецов использовал для дальнейшего наращивания и перегруппировки своих сил. Создал северную группу войск численностью в триста семнадцать штыков, семидесяти конных и шести пулеметов, а также образовал резерв, насчитывавший двести девяносто пять штыков, четыре орудия и пулемет. И стал посылать в наиболее мятежные деревни и станицы то взвод пехоты с пулеметом, то эскадрон, то отряд в сотню бойцов. Он правильно рассчитал, что дробление сил мятежников рано или поздно приведет к распылению его ударных сил, а значит, восстание будет подавлено. Ему, конечно, хотелось, чтобы это случилось как можно раньше.

Оно и случилось. Двигаясь на север, отряд Хлобыстова занял приречные станицы и деревни по берегам Канна, а с востока наперерез ему двигались ударные части Острецова. И в ночь на двенадцатое октября кольцо вокруг повстанцев сомкнулось.

По разведывательным данным красных, численность окруженных мятежников составляла около семисот человек. Давно не имея возможности пополнять запасы оружия и растеряв добрую его часть в боях, мятежники довольствовались охотничьими ружьями. Недостаток патронов у Глотова был катастрофическим. Доходило до того, что охотничьи патроны набивали мелко резаными гвоздями.

Острецов потирал руки. Опытный вояка понимал, что стиснул цепкие пальцы на шее врага.

19

Сидя не вершине сопки в небольшом окопчике недалеко от позиций, Глотов и Суглобов едва переговаривались. Рядом изредка постреливали бойцы: красные проводили небольшую демонстрацию на другом берегу Канна.

— Ну что молчишь-то, главный анархист страны советов? — в который раз ехидно спрашивал Суглобов.

— Отстань ты! — отплевывался Глотов, судорожно теребя замусоленную папироску. — Пусть я погибну, но знамя анархии еще не повержено с моей смертью! А мое имя, мое имя… — он задохнулся в кашле.

— Твое имя — звук презренный. Отныне и на все времена! — язвил Суглобов. — В конце концов подохнуть самому — это твое личное дело. Твоя драма, так сказать. Но почему ты влечешь за собой на смерть других, ни в чем, в сущности, не повинных людей?

— Убирайся хоть сейчас, — презрительно бросил Глотов. — Не держу. За средства, что передавал мне иногда — спасибо. Они потрачены на благородное дело, не беспокойся.

— А мне беспокоиться уже поздно, — огрызнулся Суглобов. — И зачем я только с тобой связался!

Стрелять стали чаще. Глотов вскочил и беспокойно заозирался:

— Эй, Сущенко! Чего там?

— Красные вброд пошли, — донеслось неподалеку. — Лед слабенький, трещит и ломается, а они прут!

— Ну вот, дождались, — проскрипел Суглобов. — Пошли, поглядим.

Они вбежали в цепь. Анархисты, площадно матерясь, передергивали затворы и стреляли — больше наугад, для острастки. Суглобов наметанным глазом видел, что эти выстрелы никакого вреда красным не причиняли. Более того — красные уже были не те, что три года назад, в начале этой войны. Смелее стали, беспощаднее, грамотнее в военном отношении.

Суглобов окинул в бинокль всю местность вокруг и с ужасом увидел, что красноармейцы обложили сопку со всех сторон: в каждом кусточке его профессиональный военный глаз заметил пулеметное гнездо, в каждом овражке копошились красноармейцы, готовясь к атаке.

— Идиот! — проскрежетал зубами Суглобов. — Они же нас обложили со всех сторон, а твои разведчики и не заметили! Круговую оборону не заняли!

— Так скомандую? — Глотов кивнул в сторону стрелявших.

— Поздно! Пока раскачаются… Воины, мать вашу!

— Сам же учил их! Чему учил-то, а? — зудил Глотов.

— Да иди ты! — и Суглобов мерзко выругался: он понимал, что в сегодняшнем поражении есть и его вина, но, странно, вина эта совсем не тяготила его. Наоборот, он злорадно желал поражения Глотову и всей его биндюжной компании.

— Закатилась твоя звезда, Глотов, — констатировал Суглобов.

— Прорываться надо! — прокричал ему в ухо Глотов.