Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых

Возле «вертушки» летчики и врачи, не зная отношения пассажирки к фотографии, предлагают всем вместе сняться. Я гляжу на Агафью – такие просьбы обычно решительно отвергались – «не можно!». Теперь же Агафья вдруг садится на лесенку вертолета посреди всей компании. Я намеренно медлю. Она махнула рукой – чего уж…

В вертолет Агафья подняться не в состоянии. Ерофею приходится внести ее на руках. И сразу же мы поднимаемся. В последний момент видим стоящего на горе в одиночестве гармониста Василия.

– Ах, забыла сказать, чтоб картошку проращивал, – вздыхает Агафья, провожая глазами огород на горе, от которого подымаются струйки пара.

В вертолете два желтых запасных бака. К одному из них Агафья приваливается спиной. Недавно еще дивились мы первому ее воздушному путешествию. Теперь «вертушка» стала для нее делом обыденным – села, перекрестилась, достала часы на веревочке и успокоилась.

О нынешней дороговизне полетов Агафья осведомлена – «цё же это такое, все миллионы и миллионы…» – но в полной мере, чего стоит сейчас перелет, не понимает. Полагает, как видно: скажет Николай Николаевич с Василь Михалычем слово – и вертолет будет. На этот случай готова у нее и благодарность. Развязывает свою котомку и достает грубошерстный тугой, как валенок, вязаный носок. Второй связать дела не позволили, но непременно свяжет, вот с собой и пряжу взяла.

Все, конечно, носок очень хвалят. Ободренная мастерица заставляет меня разуться, примерить обновку. И тут же, вроде бы невзначай, замечание: де поездом-то к родне ехать долго и муторно, а вертолетом-то хорошо. Переглядываемся с Николаем Николаевичем – трудно таежному робинзону постичь мирские дела-проблемы.

Бодрости Агафье хватило ненадолго. Тряска болезни ее обострила. Попросилась лечь на сиденье. Опять села, достала часы. Потом устроилась на полу. Потом опять привалилась к баку с горючим. Бледная. Пульс – сто двадцать. Достали яблоки. Агафье выбрали самое крупное. Разломила пальцами, как щипцами. Черным ногтем начала методично соскабливать кожуру. Нехотя яблоко пожевала – «мутит…» Два часа полета вконец больную измучили. Но от лекарств отказалась – «много их пить-то вредно…».

В Абакане с аэродрома поехали мы домой к Николаю Николаевичу Савушкину.

Лифт, электричество, непривычный для таежницы городской порядок в жилье ничуть ее не смутили, не удивили. По-хозяйски распорядилась, где надо поставить сумку, достала сбитый из кедровых щепок ящик с иконой, спросила, как пройти «в нужное» место, и уселась, одним глазом поглядывая на телевизор.

Было это в четверг, 2 марта. «Мирская» жизнь пахнула с экрана очередной страшной новостью.

– За чё же его убили? Такой молодой и красивый…

Как ответить на этот вопрос, если и сами ответа мы не имели. Может, президент что-нибудь прояснит?

Агафья глядела на президента, забыв о греховности телевидения. Когда говорить он окончил, Агафья повернулась к нам, всем видом показывая: не поняла…

Московская трагедия ее не очень задела. Рассеянно послушав наш «перевод» для нее президентской речи, заговорила о болезнях, подтверждая в который раз: ни о чем другом люди не говорят так охотно, как о своих хворях. Но интересно было послушать, как ловко сыплет Агафья словами: бисептол, анальгин, скипидар, финалгон…

Пока Николай Николаевич передавал телеграмму родственникам Агафьи в деревеньку с названием Килинск, я предложил охающей таежнице сделать массаж спины. Согласилась. Сняла вязаную фуфайку, оставшись лишь в черном своем сарафане.

И вытерпела, лишь тихо постанывая, не очень умело отпущенную процедуру.

Хозяйка дома, зная особый подход Агафьи к еде, принесла яйца, яблоки и конфеты. Все пришлось ко двору. Только мелкая белая соль была забракована. Агафья достала свою – крупную серую в тряпочке. А назавтра договорились о «непоротой» (непотрошеной) рыбе. «И чтоб вода была с Абакана…» Для воды Агафья достала из мешка закопченный бидончик с проволочной ручкой.

Постель для таежницы с белоснежными простынями приготовили на широком диване. Расспросив, как зажигается свет, и помолившись, она улеглась, не снимая платка и бывалого черного сарафана.

Утром сказала, что почти не спала. Опять стала подробно рассказывать о болезнях. Мы съездили за врачом.

Забавно было слышать диалог знатного абаканского невропатолога Бориса Леонтьевича Мутна и упрямой наследницы старой веры. Доктор задает вопрос и ожидает ответа. А Агафья выкладывает ему свое толкование болезни, называет лекарства и даже говорит, сколько их надо.

– Ну что же, придется лечь подлечиться, – подытожил беседу невропатолог.

После обеда мы привезли Агафью в больницу. По первому посещению тут многие ее знали. И она знала уже процедуру приемных покоев. Сдала свою «лопатинку» (одежку) и облачилась в больничный халат. Стали заполнять карточку. Фамилия, имя, отчество. Республика Хакасия, район – Таштыпский, селение…

– Селения нет. Сделайте прочерк, – сказал Николай Николаевич.

– Какой такой прочерк, – энергично вмешалась Агафья, – селение есть: Таежный Тупик.

Все засмеялись. И Агафья, чувствуя, что сказала что-то очень удачное, улыбнулась.