Таганка: Личное дело одного театра

Я нарочно говорю под стенограмму. ‹…› Они некомпетентные люди, безграмотные, они не понимают, какие это стихи, какая в них образность, что за ними стоит…

Если один из заместителей начальника главка говорит, что ему противно слушать песню про инвалида, что, судя по его воспоминаниям, это пьяные обрубки, которые хрипели и орали, — то что это такое?! Как он смеет, этот чиновник, так говорить о людях, которые проливали за него на фронте кровь! Это кощунство, это святотатство! Поэтому разговора с ними быть не может, и я с ними разговаривать не буду.

Н. Н. Губенко. Ситуация действительно странная. Но не будем говорить о спектакле.

Я хочу сказать о потрясающей неискренности, когда Ануров на похоронах Володи говорит над его гробом речь о том, какой это был прекрасный артист, а сейчас отказывается с театром общаться. Я хотел бы уточнить этот момент. Это не личные отношения Юрия Петровича с Ануровым; в этом проявляется отношение ко всем работникам театра, начиная от электриков и кончая ведущими актерами и директором труппы, директором театра. Это неверное в корне, несоветское, непартийное, небольшевистское отношение к людям, к части народа.

Я не могу до сих пор понять, почему искренность и правда должны у нас быть связаны с риском ‹…›. С семнадцатого года искренность и правда являются законом нашего общества. Партия, если кто-то и дискредитировал ее в какие-то моменты, всегда находила в себе силы справиться с этим, указать на гнилость, пакостность, на духовный и физический урон, если он наносился нашему народу.

Я хочу уточнить, что если тов. Ануров думает, что это Юрий Петрович хочет с ним бороться, то это не так. Для нас этот спектакль — спектакль очищения. Мы приходим на этот спектакль, чтобы очистить себя от бытовой мерзости, которая нарастает на нас в каждодневной жизни. Мы имеем право делать такой спектакль, потому что живем в государстве, где существует высокий эталон искренности и правды. Его дал нам Ленин и продолжает утверждать Леонид Ильич Брежнев. И это должен знать товарищ Ануров.

(Аплодисменты.)

Ю. П. Любимов. Если никто больше не хочет выступить, я благодарю вас.

Председатель Художественного совета

Главный режиссер Ю. П. Любимов^[1057]

Приглашенные театром «высокие» чиновники на прогон спектакля так и не явились.

Несмотря на отсутствие разрешения от Управления культуры, театр продолжал устраивать публичные просмотры спектакля. Страсти вокруг «Владимира Высоцкого» все более накалялись.

Стенограмма заседания Художественного совета (расширенное заседание от 31 октября 1981 года, посвященное обсуждению репетиции поэтического представления «Владимир Высоцкий»)

(31 октября 1981 года, 12.00. К Таганке не подойти. Народ рвется на закрытый показ. Двери зрительского и служебного ходов блокированы милицией и дружинниками. С трудом проходим мы приглашенные по пропускам. После спектакля никого не предупреждают о готовящемся обсуждении, но определенный круг о нем знает. В зрительском фойе, где буфет, выстроено десять рядов стульев, за столами отдельно сидят Ю. П. Любимов со стенографисткой, отдельно сотрудник литчасти тов. Леонов. На стульях размещаются приглашенные гости. Среди тех, кто будет выступать, М. Плисецкая, Н. Крымова, артисты театра. Постепенно за рядами стульев и в боковых проходах собирается толпа. Здесь и дружинники, но они никого не собираются разгонять, они пришли послушать. Обсуждение длится с 15.00 до 18.45. По техническим причинам громоздкий по декорациям спектакль — «Дом на набережной» в этот вечер заменяют более мобильным — «Надежды маленький оркестрик»^[1058].