Таящийся ужас 3

— Мама, не глупи. Разумеется, ничего подобного он не сказал. Доктор Бурлей очень внимателен к тебе. Если хочешь знать, он сказал, что самочувствие твое совсем неплохое, но тебе требуется отдых и хорошее питание, чтобы снова набраться сил. Сам он намерен прописать тебе специальную диету, а мы хотим нанять ночную сиделку, чтобы сестра Чартерис могла хоть ненамного отлучаться.

— Иными словами, он боится оставлять меня одну, не так ли? — Миссис Хинтон в гневе отбросила вязанье, и оно упало на пол. — Я этого не потерплю, ты слышишь? Не потерплю. Обходиться со мной так, будто я какая-то преступница или сумасшедшая!

Она явно разжигала в себе ярость; лицо ее покрыла пунцовая краска, а в уголке рта скопилась и медленной струйкой потекла к подбородку тоненькая полоска пены.

— Успокойтесь, миссис Хинтон, — умиротворяющим голосом вмешалась сестра Чартерис, — не к чему так волноваться. — При этом она выразительно посмотрела на миссис Уиллоуби, словно желая сказать: «Уходите. Я сама с ней справлюсь».

— Вы хотите избавиться от меня. Вы все сговорились, чтобы выжить меня отсюда. Я знаю, это так!

— Ничего подобного, мама. Зря ты вбиваешь себе в голову подобные мысли. Извини, мне сейчас надо идти — Мери ждет меня.

— Мери единственная, кто действительно любит меня, — воскликнула старая дама, в приступе жалости к самой себе раскачиваясь грузным телом вперед-назад и ударяясь им о спинку кресла. — Значит, доктор прописал мне специальную диету, так? И что же это за диета? Как я полагаю, мне знать об этом не положено?

— Ну что ты говоришь, дорогая? Он прописал тебе побольше молока, всевозможные супы и слегка поджаренное мясо — чуть тронутое огнем, чтобы только можно было есть. И поменьше крепкого чая, — со смехом добавила она.

— Значит, мне и чаю толком не попить, — ворчливо проговорила миссис Хинтон. Ее дочь воспользовалась моментом, на цыпочках вышла из комнаты и спустилась в холл, где ее ждала Мери. Маленькое личико светилось здоровьем под ярко-красным беретом, а из-под пальто торчали длинные, тонкие, милые жеребячьи ножки в черных шерстяных чулках.

— Ну пошли, мамочка, — проговорила девочка. — Сколько можно ждать!

Они направились в торговую часть города: Джоан Уиллоуби, совсем молодая и простая, в костюме из джерси, и Мери, смеющаяся и прыгающая вокруг нее.

Тем временем в спальне миссис Хинтон сестра Чартерис что было сил пыталась успокоить свою пациентку, которую сама про себя тайком считала злобной старухой и полагала, что ей самое место в сумасшедшем доме. Никто лучше нее не знал сварливый характер этой престарелой дамы. Что до миссис Уиллоуби, то та отличалась слишком добрым нравом. И не надо позволять маленькой девочке свободно бегать и прыгать в обществе этой мегеры. В следующий раз, когда придет доктор, она обязательно скажет ему об этом. Ведь черт знает что может произойти, если в присутствии Мери у миссис Хинтон случится один из ее припадков!

Сестра Чартерис с явным удовольствием окинула взором свое хорошо сложенное тело. Уж она-то

сможет о себе позаботиться. Ребенок — другое дело. Она с радостью восприняла известие о том, что теперь у них будет ночная сиделка. Давно уже надо было подумать об этом.

Сестра Чартерис подергала носом.

— Еще одно слово, миссис Хинтон, — резко бросила она, — и вы к чаю не получите свое яйцо.

Она нередко пользовалась чувствительностью старой леди к мерам дисциплинарного воздействия: уже на самых ранних стадиях своего общения с миссис Хинтон ей стало ясно, что это был самый простой способ держать ее в руках. Старуха довольно желчно, даже с ненавистью посмотрела на нее. Затем она угрюмо ухмыльнулась и наклонилась, чтобы подобрать валявшееся у ног вязанье, после чего в комнате воцарилась тишина — почти полная, если не считать редкого шелеста страниц в руках сестры Чартерис да робкого позвякивания спиц наконец-то успокоившейся миссис Хинтон.

Минула неделя после того, как в доме появилась ночная сиделка — крупная шотландка по имени Флора Макбрайд. Внешне походившая скорее на мужчину, чем на женщину, она в свободные от дежурства часы предпочитала наряжаться в бледно-розовые и голубые тона, весьма слабо гармонировавшие с ее внешностью, и пересказывать бесчисленные истории, в которых приятели именовали ее не иначе как «Флосси» или «Фло». Естественно, неоднократно упоминалось, что ей с трудом удавалось избегать или отвергать бесчисленные и при этом настойчивые притязания со стороны мужчин.