SilverVolf

ТАЙЕЧКА

Наташа думала.

Довольно-таки все невесело получилось. У Коли невероятно — внезапно! — нашлись родители. Расставание вышло со слезами и прочей детской порнографией. Стал ли Коля предателем?

По-видимому, нет.

Так или иначе, но Наташе было мало удовольствия от нынешней ситуации. Э-эх..

Да ведь и поебаться-то то толком с не с кем. Сами посудите, а?

В детдоме были интересные расклады. Неплохие! Все было по уму — по такому, который вообразила себе Вероника Сергеевна — этот расклад идей ни в коей мере не противоречил, скромно говоря, маленькому списку, без большого труда умещавшегося в черепной коробке Наташки.

Но возникло одно весьма неприятное обстоятельство. Вероника не могла быть верной! Наташа оказалась в дураках; точнее, в дурочках. Как выяснилось впоследствии, Вероника Сергеевна, любимая воспитательница, попросту имела не то чтобы всех, — но почти всех. С ее точки зрения это было некплохо.

«Какое право я имею ее осуждать?» — меланхолично думала Наташа, нашаривая пальцем босой ступни упорно не хотящую склоняться травинку. Это была жесткая травинка. Она не собиралась склоняться, подчиняясь чье-то воле — росла себе сама, не думая гадостей, потому что у растений нет интеллекта, и поэтому не могла иметь точки зрения вообще.

Коля уехал. Исчез. Испарился.

Наташа опять вспоминала. Как внезапно! Появились люди... и просто забрали его.

Коля был счастлив. Этакий ангелочек. Деевочка видела эту сцену, и поняла, что она, увы не при делах.

А ебаться хотелось.

На Веронику Сергеевну затаилась та еще обида. О-о, серьезная. Такая, какая может быть только у девчонки к своей физиологической наставнице.

Вероника Сергеевна была той еще блядью, как поняла некоторое время спустя Наташа. Да ведь и все мы бляди?

Да, да, не очень-то, получается, соответствующие мысли так называемой девочки как-то не стыкуются с девичьим осознанием мира. То есть с системой, в которой она живет. Даже самая глупая девочка имеет свою систему. Другое дело, что она этого не может осознать.

Короче говоря, Вероника Сергеевна, по мнению Наташи, ее предала. Но у воспитательницы был другой взгляд на жизнь. Она просто ебалась. Она, скажем так банально, оказазалас\ь в нужном месте в нужное время.

Вероника Сергеевна совратила почти всех воспитанников детского дома. Все были... выебаны, пардон, ею.

Все, практически все, были довольны этим.

Директриса предпочитала девочек, но мальчики тоже не были внакладе. Никто не уйдет обиженный! — В. С. Васильева была культурной женщиной и уважала классиков, не по программе, а любя от души. Так же от души она любила детей. Ни одна малолетка не покидала ее, не испытав пусть хоть и детского, но простенького и дешевого оргазма.

Ситуация же в детдоме складывалась следующим образом. Вероника находила для себя пассию, забавлялась с ней две-три ночи, потом находила другую. Вторично посношаться жертве грязных наклонностей воспитательницы с нею было весьма реально — но время, время!.. Ротация. Деток было, впрочем, не так уж и много, и Наташа, сделав нехитрый подсчет, поняла, что ждать ей не так уж и долго.

Вполне можно предположить также, что относительно культурный читатель, вооруженный Эксцелями, Калькуляторами и прочими программмаи, любезно предложенными дядюшкой Гейтсом, сам составит нехитрый алгоритм.

Число детей женского пола — х.

Число детей мужского пола — у.

Конечно, если умножить икс на игрек, а потом еще раз умножить на некую величину, обозначающую степень похоти преподавательницы, получается  довольно скромная протяженность бытия.

М-да, арифметика, конечно, железная вещь, но в жизни она дает осечку. Как сейчас.

Так получалось, по подсчетам Наташи. что она может рассчитывать на плановое совокупление с директрисой не ранее, чем через месяц и три недели. Почти два месяца!..

Девчонка взвыла и заколотила кулачками по земле, встопорчившейся бугорками, поросшими дурацкой, ненужной травой. Хотелось ебаться, ебаться, ебаться!..

А Коля? Предатель!

Плохо стало Наташке, ох и плохо. Совсем.

Так она провалялась под жарким солнцем, как ей показалось, не менее двух часов. Но время обманчиво.

И время лечит раны.

Наташкины всхлипывания, казалось, заглушали все звуки вокруг. Казалось, не было ничего во вселенной, кроме ее рыданий. И жаркого июльского солнца.

Так ведь недолго получить и тепловой удар, сообразила девочка. И поползла через бугорки, ямки, сырые ямки, ямки, наполненные водой, в тень. Невдалеке была какая-то пародия на рощицу. Деревья. Хотя, какие это деревья? Но эта псевдорощица была чем-то таким, к чему неудержимо влекло детский организм. В этих кустах (и в ветре в ивах) происходили некоторые действа — и не только ночью. Там время от времени сношались детки.