– Имей в виду, ты можешь изрекать, что тебе заблагорассудится, но только в моем присутствии, – предупреждает Флора. – Отныне мы неразлучны.
– Ну-ка повтори эти слова, мое солнышко! Мне почудилось, будто я слышу райскую музыку.
– Не распускай слюни, Пьер! Имей в виду, я говорю на полном серьезе.
У меня нет оснований сомневаться. Я обвожу унылым взглядом уже знакомый пейзаж – берега голубого Женевского озера, в последнее время заметно помутневшего, зеленые парки, среди которых ютятся белые виллы и светлое небо, – но на душе от этого светлее не становится.
– У тебя, дорогая, слишком коммерческий взгляд на жизнь. До такой степени коммерческий, что, когда я говорю «любовь», ты подразумеваешь «деньги».
Но Флору, как видно, нисколько не обижают мои слова. Напротив.
– Самое главное в этом мире, мой мальчик, – уметь делать деньги. Но к этому надо добавить: для всякого дела нужен инструмент. Для этого – тоже.
– Видимо, ты и меня рассматриваешь как инструмент.
– Почему бы нет? Лишь бы годился…
– Если меня не обманывает зрение, природа довольно щедро одарила тебя… инструментом.
– Двумя, – уточняет она. – Но второй не из разряда телесных атрибутов, и он гораздо важнее – это разум, мой мальчик. А то, что ты имеешь в виду, ценится только в публичных домах.
– Почему? Недавно я читал, в Америке какая-то феноменальная женщина ежедневно получает десятки писем с предложениями вступить в брак. Верно, она сантиметров на двадцать выше тебя да и весом килограммов на сто превзошла, но и тобой грех пренебречь. Вероятно, мужчины при виде тебя просто обалдевают.
– Я же тебе говорила! Липнут как мухи. Несмотря на твои гнусные намеки. Обалдевают, это правда. Но им лишь бы разок поужинать со мной наедине, и больше чем на простенький браслетик в две тысячи их не хватает. Мне, чтобы заработать две тысячи, проще раздеться в каком-нибудь притоне в Сан-Паулу. Ты, пожалуйста, не путай меня с любой другой женщиной.
– Ладно, – говорю. – Не будем пока о твоей фигуре и о твоих габаритах. Обратимся к интеллекту. Разве тебе есть на что жаловаться?
– Отнюдь, но меня заботит другое. Чтобы делать деньги, надо иметь еще один инструмент…
– Опять же деньги.
– Именно. Нужен капитал.
– Держу пари, что в эту минуту в маленькой старой Европе двести – триста фирм на грани банкротства, хотя, когда они начинали, и деньги были у них немалые, и мараковали они, должно быть, неплохо.
– Раз они на грани банкротства, значит, чего-то им определенно недоставало, – невозмутимо возражает Флора. – И скорее всего именно сообразительности. Каждый дурак, способный копить и наживать, воображает, будто у него ума палата.
– Если под словом «интеллект» ты подразумеваешь свет гениальности…
– Моя соседка фрау Пульфер, – говорит Флора, не обращая внимания на чушь, которую я несу, – нажила состояние на мизерном наследстве в двадцать тысяч плюс сообразительность. Могу запросто это подтвердить, потому что не так уж давно заправляла в одной из ее лавчонок.
– Лавчонок по продаже чего?
– Не брильянтов. И не парижских туалетов. А самых банальных вещей: трубок, зажигалок, пепельниц, сигарет…
– Что можно выгадать на пачке сигарет?
– Мелочь, конечно. Но если ты за день сбываешь тысячи пачек… Когда трубка стоимостью в пятьсот марок приносит тебе двести марок чистой прибыли и если ты имеешь понятие, где открыть лавчонку и как ее обставить…
– Это и есть твоя мечта?
– Торговать табаком? Ты опять путаешь меня с кем-то, Пьер. То я для тебя американский феномен, то фрау Пульфер.
– Вот там, сразу за перекрестком, небольшая развилка, – говорю я. – Свернешь направо и остановишься.
– Мы же едем в Лозанну?
– Свернешь направо и остановишься, – повторяю я.
– Ага, поняла! Ну и хитрец…
Мои наблюдения в зеркало заднего вида пока ничего особенного не дали, однако немудрено и ошибиться, особенно если у того, кто тащится следом, чуть больше интеллекта, как выражается Флора. Так что невредно пропустить идущий за нами поток машин – а вдруг кто-нибудь от самой Женевы нас сопровождает.
Мы остановились на небольшом проселке, скрытом тенистыми деревьями. Заметить нас с шоссе не так просто, зато мы можем преспокойно вести наблюдение. И хотя мы успели выкурить по сигарете, ничего подозрительного на шоссе я не обнаружил.
– Выруливай, – говорю. – И остановись где-нибудь у вокзала. Да по возможности не на виду у всего города.
– Видали, как он мною командует! – бормочет Флора, изумленная моим нахальством.
Однако выруливает на шоссе и десять минут спустя останавливается – в строгом соответствии с указаниями – на глухой улочке позади вокзала.
Мы входим в отель «Терминюс».
– Господин и госпожа Лоран, – сообщаю человеку за окошком регистратуры.
Человек разглядывает нас с видимым интересом, в особенности, конечно, Флору.
– На сколько дней?
– О, только на один вечер, – торопится предупредить моя дама, хотя ее информация в корне неверна: мы и до вечера не собираемся оставаться.
Человек подает мне ключ, велит слуге проводить нас и сам все так же взглядом провожает Флору до лифта.