Тот же подход справедлив и по отношению к будущему. Двое ведущих социологов, Дэниел Джилберт из Гарвардского университета и Тимоти Уилсон из Вирджинского университета, утверждают, что хотя «все животные путешествуют во времени», у людей есть одно существенное отличие. Антилопы и саламандры могут спрогнозировать последствия событий, которые однажды уже переживали. Но лишь людям свойственна способность «предварительного переживания» будущих событий путем их мысленного представления, которую Джилберт и Уилсон называют «проспекцией»{317}
. Однако мы далеко не так хорошо владеем этим умением, как нам кажется. Причин этому много, но среди прочих факторов значение может иметь и язык повествования (в буквальном смысле слова: то, какие временные формы глаголов используются).Одним из первых связь между языком и экономическим поведением исследовал М. Кит Чен, работающий сейчас в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Сначала он разделил 36 языков мира на 2 категории: имеющие выраженное будущее время глаголов и те, где оно выражено слабо или вообще отсутствует. В качестве наглядного примера Чен – американец, выросший в китайскоязычной семье, – приводит различия между английским языком и мандаринским диалектом китайского. Вот что он говорит: «Если я захочу объяснить англоязычному коллеге, почему сегодня не буду присутствовать на совещании, то не смогу сказать просто “I go to a seminar” (“Я иду на семинар”)». По правилам английского языка Чену нужно будет четко обозначить будущее время и сказать: «I will be going to a seminar» («Я пойду на семинар») или «I have to go to a seminar» («Мне нужно пойти на семинар»). Но, продолжает Чен, «с другой стороны, если бы я говорил на мандаринском диалекте, было бы вполне естественным опустить указание на будущее и сказать: “Wŏ qù tīng jiăngzò” («Иду слушать семинар”)»{318}
. Языки с сильно выраженным будущим временем глаголов, например английский, итальянский и корейский, требуют от говорящего проводить четкое различие между настоящим и будущим. В языках, где категория будущего времени выражена слабо, например в мандаринском диалекте китайского, финском или эстонском, такое различие либо малозаметно, либо вообще отсутствует.Затем Чен задался вопросом: будет ли отличаться поведение носителей языков двух упомянутых групп? Да, оказывается, различия есть, и проявляются они удивительным образом. Чен установил, что люди, говорящие на языке без выраженного будущего времени, откладывают деньги на старость на 30 % чаще и среди них на 24 % меньше курящих. Кроме того, они чаще практикуют безопасный секс, больше занимаются спортом и выходят на пенсию, имея больше сбережений и меньше проблем со здоровьем. Это особенно заметно в такой стране, как Швейцария, где одна часть населения говорит на языке без выраженного будущего времени (немецком), а другая – на языке с выраженным будущим временем (французском){319}
.Однако Чен не приходит к выводу о том, что такие поведенческие особенности обусловлены языком, на котором разговаривают люди. Нет, это скорее является не
Что и приводит нас к собственно настоящему времени и интересным результатам двух исследований. В первом из них пятеро ученых из Гарвардского университета предлагали людям создать небольшое послание в будущее самим себе: описать впечатление от недавно прослушанных песен, какой-нибудь смешной случай из жизни, последнее общественное мероприятие, которое они посетили, недавний разговор с кем-либо и т. п. Затем участникам эксперимента предлагалось оценить, насколько любопытно им будет взглянуть на эти записи несколько месяцев спустя. Когда пришло время вновь прочитать эти послания, оказалось, что они вызвали значительно больший интерес, чем испытуемые изначально предполагали. Кроме того, они сочли содержание посланий намного более важным. То есть участники всех разнообразных экспериментов недооценивали важность возврата к текущему опыту в будущем.