Таймыр. Трилогия

Его маленький товарищ махнул лапой по длиннющим усам и, переваливаясь мускулистыми полосатыми боками, неспешно пошел за любимым человеком — к маленькой резиновой лодке, лежавшей на берегу притихшего к вечеру Озера.

* * *

Прохладный воздушный поток, распоротый на тугие струи летящим по воде катером, не мог справиться с патентованной тканью «гортекс». Куртка по-фирменному снисходительно принимала воздушный удар, не пропуская внутрь ни единой молекулы воздуха. Тело ощущало импульсно-мягкое давление, немного похожее на массаж. Но курить в таких условиях было невозможно. Поэтому Андрей Донцов повернулся влево, опытно отгородившись капюшоном от сил природы, достал сигарету — и замер, ибо шевелить свое почти двухметровое стокилограммовое тело было лень.

— Неохота шевелиться… — озвучил он свои чувства.

Лежащий рядом Квест понимающе кивнул головой и тоже полез за сигаретой. При этом он хитроумно изогнул позвоночник, стараясь на время оторвать от крепко нагретой крышки моторного отсека спину. Двигатель катера работал на полной мощности, и без пенополиуретанового коврика, который не пропускал тепло, долго пролежать в одном положении было весьма непросто — можно было изжариться на крышке мотора. Но коврики доставать тоже было лень… Кайф с пыткой. Или пытка с кайфом.

Однако, все признавали полезность сей процедуры и даже ждали ее, так как проблемы с позвоночником для всех, многие годы проживших на Севере, были неминучими и более чем знакомыми. Кроме того, «прогревание спин» стало частью сложного и выверенного ритуала преодоления водной части маршрута, до мелочей отработанного за годы поездок на таймырские озера. Можно было с достаточно большой степенью вероятности предугадать те или иные действия членов группы по мере удаления от города. В этом была непередаваемо привлекательная стабильность давней традиции. Тем более, что продолжалось это только до момента высадки на берег. Чувство привычного спокойствия сложно переплеталось с ожиданием момента прибытия, создавало прелестное ощущение «удовлетворения образом жизни», как сказал Димка Квест в первую поездку, еще лет шесть назад.

Донцов достал наконец зажигалку и оба слаженно и с наслаждением закурили. Обычно в такие минуты Квест изрекал что-нибудь заумно-философичное, никак не связанное с происходящим вокруг. Так и произошло. Он положил пустую пачку-пепельницу на наметившийся к тридцати пяти годам и тщательно культивируемый животик (плата за успешный бизнес, как говорил он сам), затянулся и начал:

— Знаешь, Андрей… Правильнее всех прожил свою жизнь Жак Кусто… Пока все дрались и через эти драки помирали от дрянной водки, ожирения, повального мордобоя и всеразличных психических расстройств, он жил в своей собственной Мечте, которую сам же сумел превратить в реальность…

Квест немного помолчал, обдумывая дальнейшую мысль. Сказал вдруг совсем неожиданное:

— А это происходит потому, что у всех людей на Земле собственное торсионное поле закручивается направо и лишь у некоторых, немножко чокнутых, — налево… Это я в одной философской книге прочитал. Кусто был одним из этих некоторых, поэтому окружающий мир воспринимал особым образом, нам, дурням, не понятным…

— Значит, все мы — дурни? — Андрей Донцов спросил и понял, что так и не смог привыкнуть к сложным Димкиным ассоциациям.

— Не всегда.

— А когда же — дурни? — низкий голос Донцова приобрел ярко выраженную провокаторскую окраску. — Когда водку с пивом не мешаем? Или когда деньги в банк не вкладываем?

— Когда выдыхаем воздух! После выдоха торсионное поле человека на мгновение меняет знак… — изрек Квест веско — как последний патрон израсходовал — и, для завершения картины, глубоко затянулся, медленно так, задумчиво. И замер…

— Вот так… — медленно выдохнул.

Андрей удивленно покачал головой, встал и посмотрел вперед, на приближающийся берег. Среди желтеющих деревьев уже можно было разглядеть неясные пятнышки створных знаков. Сейчас увидеть их мог только человек с очень хорошим зрением. Глянув на рубку, Андрей понял, что Капитан заметил знаки одновременно с ним, — штурвал плавно, но сильно лег вправо. Катер среагировал с запозданием, как серьезный, знающий себе цену пароход. Створные знаки на берегу начали совмещаться, шипение подрезаемой одним бортом воды усилилось.

Две моторные лодки, мимо которых катер только что пролетел, завели двигатели и двинулись следом. Это была нормальная практика в опасных местах — судовой ход в начале и конце лета представлял собой узкую полоску приемлемой глубины среди бесконечных мелей, и не слишком опытные судоводители маломерного флота, не желая напрасно рисковать, пристраивались поближе к профессионалам.