— Ну что ж, наверное, нам очень нравится здесь и жалко расставаться со своей уютной палатой, — сказала медсестра. Положив карточку на столик, она приблизилась к кровати, и Том увидел, что на подносе лежат шприц с длинной иглой, ватный тампон и стоит коричневый пузырек со спиртом. — Вы не могли бы перевернуться на животик. Это последний укол антибиотиков, прежде чем вас отпустят домой.
— Прощальный укол, — сказал Том, переворачиваясь. Сестра раздвинула полы его больничной рубашки, которая завязывалась сзади. От прикосновения ватки со спиртом к ягодице стало холодно, словно с этого места стерли старый слой кожи, обнажив новый. Игла вонзилась в него на несколько секунд, затем исчезла — и снова холодный мазок ватки со спиртом.
— У вашего отца такой величественный вид, — сказала медсестра. — Он случайно не играет на сцене?
Том ничего не ответил. Прежде чем выйти из палаты, медсестра включила телевизор. Она не стала пользоваться пультом дистанционного управления, а просто нажала на кнопку включения с таким видом, словно это была обязанность, которой пренебрег Том.
Как только она вышла, Том нащупал рукой пульт и снова отключил ненавистный экран.
53
— Далеко не все наши жертвы одеваются так элегантно, — произнес Тим Трухарт, стоя в коричневой летной куртке у открытой дверцы потрепанного синего «доджа», когда Том и Леймон фон Хайлиц появились на пороге больницы.
— Я тоже обычно одеваюсь не так элегантно, — признался Том, окидывая взглядом костюм, который принес ему фон Хайлиц. Он был сшит из дорогой материи в мелкую серую и голубую клетку, за воротом пиджака Том обнаружил ярлык известного лондонского портного, и, если не считать того, что пиджак немного жал в плечах, костюм сидел на нем лучше, чем вся его прежняя одежда. Фон Хайлиц также одолжил Тому белую рубашку, темно-синий галстук и пару начищенных до блеска черных ботинок, которые показались Тому очень жесткими и немного жали, хотя и были его размера. Том ожидал, что фон Хайлиц принесет ему какую-нибудь дешевую новую одежду, купленную в ближайшем универмаге, а не свою собственную. Когда, одевшись, Том посмотрел в небольшое зеркальце, висевшее в ванной больничной палаты, то увидел перед собой хорошо одетого незнакомца лет двадцати с небольшим. Ресницы молодого человека напоминали щетину зубной щетки, а на месте бровей осталось лишь несколько волосков. С лица его в нескольких местах слезала кожа. Если бы в ванной было темнее, Том подумал бы, что из зеркала на него смотрит не кто иной, как Леймон фон Хайлиц.
Том забрался на заднее сиденье, где стояли чемоданы, а фон Хайлиц уселся спереди, рядом с Тимом Трухартом.
— Ты наверняка никого не видел вблизи от дома незадолго до пожара? — спросил полицейский.
— Я не знал даже, что в доме находится Барбара Дин, — сказал Том.
— Пожар начался почти одновременно в передней и задней части дома — достаточно капли горючего и спички, чтобы такой старый дом вспыхнул, как фитиль. — Казалось, что Трухарт разговаривает с самим собой. — Таким образом мы можем сказать точно, что огонь возник не по причине небрежного обращения Тома со спичками или электроприборами. Тем более что загорание произошло вовсе не в кухне. Дом подожгли намеренно.
На секунду Тому захотелось снова оказаться в маленькой кроватке в детском саду или, на худой конец, на больничной койке с бесконечно работающим телевизором.
— Где-то в Игл-лейк или Гранд-Форкс живет человек, которому очень не везет в жизни, — начал Леймон фон Хайлиц. — Скорее всего, он сидел когда-то в тюрьме. И за деньги этот человек готов делать очень многие вещи. Он наверняка живет где-нибудь в лесу, и у него не очень много друзей. Джерри Хазек наверняка узнал его имя, обойдя местные бары и сделав несколько телефонных звонков. А значит, вы можете сделать то же самое.
— В округе не меньше полусотни парней вроде того, о ком вы говорите, — сказал Тим Трухарт. — Я — не знаменитый частный детектив, Леймон. Я всего-навсего шеф полиции маленького городка. Обычно я не играю в такие игры. К тому же, Майрон Спайчалла очень хочет заполучить мою работу.
Том, не удержавшись, зевнул.
— Но ведь у вас в тюрьме сидят Нэппи Лабарре и Робби Уинтергрин, — сказал фон Хайлиц. — Это все, что вам требуется. Наверняка один из них разговорится, если пообещать ему небольшие поблажки.
— Это в том случае, если они что-нибудь знают об этом.
— Конечно, — согласился фон Хайлиц. — Если они знают об этом. Я ведь не сообщаю вам ничего нового. И я тоже давно уже не знаменитый частный детектив. Я — ушедший от дел пожилой человек, который способен только наблюдать за событиями, откинувшись на спинку кресла.
— Наверное, именно это вы здесь и делаете, — они приближались к знаку, указывающему направление к аэропорту. Трухарт включил мигалку.
— Ну, значит, частично ушедший от дел, — сдался фон Хайлиц, и они с Тимом понимающе улыбнулись друг другу.
— Ну хорошо, — сказал Трухарт. — Но представьте, что придется пережить матери Тома, когда она узнает, что ее сын сгорел заживо. Это очень волнует меня.
— Этого не произойдет.
— Чего именно?