- Ты считаешь, что я выхожу за тебя замуж из-за этих побрякушек, из-за этого дома, из-за всего, что у тебя есть?
- Я так не считаю… - он отвел глаза.
- Считаешь! - сказала она, и голос ее зазвенел в тишине дома. Она встала, решительным шагом пошла к лестнице. Стуча каблуками, спустилась вниз.
Он застыл с побледневшим лицом. Прислушался, не стукнет ли дверь. Вдруг она уйдет, и он не сможет вернуть ее?
- Алена, подожди! - крикнул он, кинулся следом.
На террасе все так же пахло яблоками. Алена сидела на корточках, выбирала себе яблоко.
Он поднял ее, обнял. И она вдруг поцеловала его в губы, погладила по щеке, касаясь холодом кольца.
- Алена, - прошептал он, прижимаясь лицом к ее теплой нежной ладони, - Алена, когда же мы поженимся? Я больше не могу ждать.
- Ты можешь назначить любой день, - тихо произнесла она.
Он вспыхнул счастливо.
- На следующей неделе! Ты согласна?
- Конечно, я же сказала любой день! – улыбнулась она. – А теперь, ты знаешь,- она взяла его за руку, - я страшно хочу есть, пойдем, посмотрим, может быть, у тебя найдется что-нибудь на кухне?
У двери в просторную столовую, отделанную деревом, она удивленно воскликнула:
- Вот это да!
Огромный овальный стол был накрыт. Горели свечи. Повсюду были цветы.
- Ты просто волшебник! – воскликнула Алена. – Просто райские кущи!
- Ну, это не совсем я, - рассмеялся он, довольный ее восхищением. – Это мой повар и горничная. Они все приготовили и накрыли.
- Где же они? – оглянулась она.
- Я их отпустил. Позвонил по телефону. Не хочу, чтобы нам кто-то мешал. Я рад, что тебе нравится.
- Да, очень нравится! Но давай быстрее есть. Я умираю от голода!
Они ели, улыбались друг другу через стол.
- Мне показалось сегодня на похоронах, что ты был очень огорчен, – неожиданно сказала она.
Он поднял голову, взглянул на нее.
- Это естественно. Она была моей одноклассницей. Я знал ее много лет.
- Мне кажется, что ты был огорчен больше, чем, если бы она была просто твоей одноклассницей.
Он улыбнулся. Улыбка получилась натянутой.
- Мне, конечно, приятно, что ты ревнуешь меня. Но только к ней не надо… не надо…
Он опустил голову к тарелке, начал, усердно работая ножом, нарезать мясо на маленькие кусочки.
- А Макс? Он так и не знает, что это ты на него люстру уронил?
Владимир удивленно взглянул на нее.
- Нет, конечно, не знает. Он и не должен знать. Почему ты спрашиваешь об этом?
- Мне показалось сегодня, что вы очень мило разговаривали, - сказала Алена, не глядя на Владимира. Она придвинула к себе вазочку с вишней и перебирала в ней пальцами, выбирая ягоду покрупнее.
- Мы много лет знаем друг друга, и мы никогда не были врагами.
- И поэтому ты захотел его убить? – Алена взглянула на свои пальцы. Они были перепачканы вишневым соком.
- Я не хотел его убивать. И потом, ведь это ты подсказала мне…
- А ты сразу ухватился за эту идею! – Алена взяла крупную вишню, раздавила ее в пальцах. – Разве у тебя не было соблазна избавиться от своего соперника раз и навсегда?
- Он мне не соперник, - Владимир с удивлением наблюдал, как Алена одну за другой давит вишни, пачкая тонкие пальцы густым темно-красным соком.
- Нет, ты все время с ним соревнуешься, я заметила. Даже женщины у вас общие.
- Я не понимаю, о чем ты…
- Полина, Светлана! – сказала она с усмешкой, поднимая на него глаза. - Разве я не права?
Он закусил губы. Смотрел молча.
А она вдруг привстала, перегнулась через стол, протянула испачканную руку, с силой надавливая, провела по его груди, оставляя на белоснежной рубашке тонкие багровые полосы.
- Посмотри, - сказала она, - как кровь…
Он смотрел на ее изменившееся в колеблющемся пламени свечей лицо, словно видел в первый раз…
Глава семнадцатая
Дверь открыла черноглазая девочка с коротенькими черными косичками, которые смешно торчали по обе стороны круглого миловидного личика.
- Вам кого? – серьезно спросила она.
- Позови, пожалуйста…маму, - сказал Максим, невольно улыбнувшись этому удивительному сходству девочки с женщиной, подошедшей к нему на кладбище. – Дома твоя мама?
- Да, дома. Идемте, - девочка доверчиво взяла его за руку и повела в глубь темного коридора. Слегка привстав на цыпочки, отворила тяжелую, обитую потертым коричневым дерматином, дверь, и они вошли в небольшую комнату, очень скромно обставленную. У окна на узеньком диванчике лежала женщина, укрытая старым клетчатым пледом. Увидев Максима, она привстала.
- Мама! - звонко сказала девочка. - Этот дядя тебя спрашивает.
- Вы извините, - женщина села на диване, - что-то я разболелась. Плохо стало с сердцем, все Полину вспоминаю, - она вздохнула, посмотрела на дочь. - Маруся, иди, дочка, поиграй.
Девочка отошла в другой угол комнаты и, взяв куклу, стала возиться с ней, одевая ее в какие-то цветные тряпочки. Почему-то она вызывала у Максима какое-то умиление и жалость своим трогательным серьезным видом, своей скромностью, тихой детской деловитостью. Он вспомнил о Лере, мучительно захотелось увидеть ее.
- Вы хотели передать мне что-то от Полины, - напомнил он.