Читаем Тайна Адомаса Брунзы полностью

А д о м а с (взволнованно на нее смотрит; овладев собой). Мы поженимся. Ты будешь женой не Даугирдаса, а Брунзы.

Т е р е с е. Это не спасет. Отправят обоих… Всякий раз, когда машина подъезжает к нашему дому, я мертвею…


Оглушительно ревет машина, со скрежетом тормозит у подъезда. На лестнице топот железных сапог. Тересе в ужасе, зажав рукой рот, смотрит на Адомаса. Громкий стук в дверь. Так стучит только гестапо.


Меняется освещение. Мастерская. Статуи.


А д о м а с  2 - й. Чего я испугался? Я ведь ждал этого стука. Я сделал выбор.

А д о м а с. Ложь! Мне не оставили выбора.

А д о м а с  2 - й. Я получил лестное предложение. И в ответ поклонился и поблагодарил.

А д о м а с. «Нет» могло кончиться лагерем смерти. Я поблагодарил, чтобы выиграть время. Мне разрешили подумать.

А д о м а с 2-й. О чем? Ведь я заранее все знал.

А д о м а с. Да, знал. Знал, что больше не выдержу мучений и не могу добровольно пойти на смерть. Я предпочел…

А д о м а с  2 - й. Прислуживать палачам? Страх лишил выбора. Страх убил внутреннюю свободу. Зато я спасся. Выжил.

А д о м а с. Выжил? А что, если это была духовная смерть?

А д о м а с  2 - й. Это все-таки жизнь, дурак! Благодари себя, что тебе светит солнце и ты можешь красоваться перед собой, декламируя: «Быть или не быть?» Вот Тересе не сдалась. Мы все гордимся ею, а ей что от этого? Как кончила она?


Снова меняется освещение. Та же комната.

Входит  г е с т а п о в е ц.


Г е с т а п о в е ц. Господин Брунза?

А д о м а с. Это я.

Г е с т а п о в е ц (вежливо). Вас вызывает генеральный комиссар. Машина ждет.

Т е р е с е. Тебя? Комиссар? Зачем?

Г е с т а п о в е ц. Генеральный комиссар сказал, что господину Брунзе известно, по какому делу его вызывают.

Т е р е с е. Мой муж никуда не поедет.

А д о м а с. Да, да, я сейчас не могу…

Г е с т а п о в е ц. Простите, по генеральный комиссар приказал…

Т е р е с е (резко). Прошу выйти!


Гестаповец, щелкнув каблуками, выходит, дает знак двум гестаповцам, стоящим внизу на лестнице, встать у двери квартиры.


Зачем тебя туда вызывают?

А д о м а с. Предлагают службу в управлении по делам литературы и искусства.

Т е р е с е. Какую?

А д о м а с. Начальником.


Долгая пауза. Тересе смотрит на Адомаса, словно видит его впервые.


Ты не думай, я не соглашусь. Поэтому я тебе ничего не говорил. Это же какая-то чушь! Почему ты так на меня смотришь? Я ни за что не соглашусь. Лучше пойду улицы подметать.

Т е р е с е (спокойно). Не ври.

А д о м а с. Правда, я отказывался…

Т е р е с е. Ты будешь у них служить.

А д о м а с. Нет!

Т е р е с е. Будешь. (Вглядываясь в его лицо.) Смеяться мне или плакать? Адомас… Адомас… Господи! Ну и повезло же тебе… Какая честь! В прихожей у оккупантов… Прикажут: служи — и ты станешь на задние лапки! Или наоборот: тубо! Не сметь! Поздравляю! Вот это продажа! Оптом.

А д о м а с. Спасибо на добром слове. Только не беспокойся: честь я оставлю тебе. А с бесчестьем как-нибудь проживу.

Т е р е с е (подбегая к нему). Ты… Ты… Подлец!

А д о м а с. Послушай…

Т е р е с е (с отчаянием). Они убили Паулюса… Убийцы… Звери… А ты не только сам… но и других будешь заставлять лизать им ноги…

А д о м а с. Ты знаешь, как я их ненавижу? Я бы душу черту продал, чтобы их всех перевешали на фонарях.

Т е р е с е (вдруг, помимо своей воли, верит ему). Давай убежим! Куда глаза глядят! Нельзя жить с такой ненавистью в душе. Мы сойдем с ума.

А д о м а с. Куда ты убежишь? За дверью гестаповцы.

Т е р е с е. Их нет, машина уехала.

А д о м а с. Стоят. Стоят намертво. Я их чую издали, вижу сквозь стены.


За стеной на каждом марше призрачной лестницы и в самом деле стоят гестаповцы.

К дому подъезжает машина. По лестнице гремят кованые сапоги. Властный стук в дверь. Входит  г е с т а п о в е ц. Он как две капли воды похож на предыдущего, но первый говорил визгливым голосом, а этот — хриплым.


Г е с т а п о в е ц (Тересе). Предъявите документы.


Тересе подает ему паспорт.


Даугирдене. Тересе. Вас вызывают в гестапо.


Долгая пауза.


Т е р е с е. Как по-вашему, я еще вернусь?

Г е с т а п о в е ц. Непременно.

Т е р е с е (тихо Адомасу). Поговори с ним… займи его…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное